В человеке струятся жиры. Соки в нем тоже струятся, но жиры - тут дело особое. Они отвечают за ум в человеке. То есть, жирный человек - это умный человек.

А все почему? А все потому, что жир участвует в передаче нервного импульса. Я помню об этом всегда. Особенно когда смотрю на Леху Батюшкова и на нашего командира. Оба жирные, как алтайские сурки, и умные, как они же. И еще они легкие. Жир - он же вообще легче, чем мясо или же кость. Леха, например, тот вообще ничего не весит, так как он еще и маленького росточка.

Командир у нас значительно больше, чем Леха, и тяжелее, то есть, ума в нем больше.

А что можно придумать от большого ума? Можно придумать не пускать различных негодяев перед автономкой домой с родными попрощаться. В негодяи попасть очень легко. Надо только сказать что-либо командиру, что ему очень не понравится, и тогда он отберет у тебя пропуск на выход из зоны, и будешь ты целоваться с родными через колючую проволоку.
Ею у нас вся зона режима радиационной безопасности, где мы у пирса околачиваемся, целиком обнесена.
Это еще один умный человек придумал. Зовут его командующий. Он тоже жирный.

А Леха командиру что-то, все-таки, сказал, я полагаю, перед самым отплытием, за что он ему тут же: "Ваш пропуск из зоны!" - и Леха его отдал.

Опрометчиво, согласен. Потому что я бы ни в жизнь не отдал. Вот режь меня на куски.
Режь меня на части, а потом ешь.
Хрен. Я бы сказал, что я его потерял. Вот прямо тут же, в снегу, сейчас только ножкой поищу, поковыряю. Хотите, обыщите.

Но Леха отдал. Видимо, растерялся. Но потом он в себя пришел и пошел, так решительно, я просто не могу, решительно пошел с пирса, и прямиком к забору, к нему. А потом и побежал, побежал с мычаньем, с ревом, со слезой, со страданьем, потому что ум затмило. И было во всем этом что-то величаво звериное.

Мы сразу почуяли вот это неладное, и припустились за ним. А он к забору несется, просто не догнать. Мы пытались, но никак. Никаких внутренних сил.

А Леха подбегает к колючему забору, а там проволоки на три метра в высоту, и со всего разгону на него прыгает, чтоб с разбегу порвать, но в прыжке поворачивается спиной, чтоб не рожей врезаться, а шинелью.
Он и врезался. И повис на проволоке, потому что она в шинель по всей спине и по заднице глубоко вошла, -- я же говорил, что он легкий.
И висит. Воет.

Тут и мы подоспели. Мы -- то есть, я и остальные негодяи, лишенные на сегодня пропусков за всякое такое.
Я на бегу каким-то дрыном вооружился, а ребята с пожарных щитов ломы похватали.
И как набросились мы на ту проволоку, как набросились. Леху освободили, и еще ей, и еще.
Некоторых еле потом в сторону оттащили, где ломы и отобрали.
А потом мы домой пошли. В тот пролом. Всей гурьбой.

Зачем я все это вспоминаю? Так ведь 19 марта День Подводника. То есть, день человека, который, в сущности, умен, хорош собой, даже если маленький и жирный, в мыслях красив, в порывах бесстрашен и ко всему готов, чтобы такое всякое для него не придумали.