|
Вьетнамская база Камрань осталась
далеко позади. Там произошла смена
экипажей атомохода - первый экипаж,
отморячив свои полгода вместо
предполагаемых девяти месяцев,
возвращался во Владивосток на среднем
десантном корабле.
"Стоял ноябрь
уж у двора". Здесь, в Китайском море,
был бархатный сезон, или второе лето.
Голубое, безоблачное небо; теплое
ласковое солнце; изумрудное море.
Тропическая форма одежды и непривычное
полное ничегонеделание. Вся служба
заключалась в дежурстве по команде -
мичман пасет матросов - и трех
построений в трюме на танковой палубе
на подъем Флага, после обеда и перед
сном. Загорали и читали днем; вечером,
закрепив на носовой башне экран,
крутили кино. Курорт! Слегка угнетал
сравнительно скудный надводный рацион,
и пронырливые офицеры-подводники пошли
брататься с офицерами-надводниками.
Дело в том, что подводники - прямые
потомки пиратов, причем, самых
беспощадных. Все, что обнаружено - цель,
а всякая цель подлежит уничтожению.
Легкий холодок взаимного презрения,
заложенный еще в училищах,
преодолевался либо землячеством, либо
теплым тропическим шилом, настоянным
на всевозможных цитрусовых корочках.
Братского напитка оказалось много
только у КИП-овца ГЭУ, и поделившись
тайной со своим однокурсником,
комдивом-два, друзья пошли прочесывать
на лояльность "люксов"-надводников.
Боевой частью пять на этом корабле
командовал единственный офицер-механик,
старший лейтенант, который дневал и
ночевал у своих редко исправных
дизелей польской сборки. Вышли на
офицера-связиста. Он спал в рубке связи
и в каюту приходил очень редко - попить
чайку и проверить качество приборки.
Наши связист и начальник РТС общались с
ихним старпомом - тоже однокурсники.
Связист-надводник оказался
неразговорчивым и не очень общительным,
но после первых посиделок просто отдал
подводникам запасной ключ - владейте,
мол. Заходили перед сном пропустить "по
пять капель под сухарик" и послушать
приемник. Москва вещала на низкие
широты только на местных языках, а вот
песни были на русском. И на том спасибо.
Если хозяин-связист "был дома",
вестовой приносил чай, хлеб с маслом,
консервы всякие... Врубали хозяйский
"Панасоник" и крутили Высоцкого,
Окуджаву.
Зам придумал
всем писать конспекты и рефераты на
общественные темы объемом в 12-листовую
ученическую тетрадь, чтобы чем-то
занять народ. Если каждая кухарка
должна уметь управлять государством,
то чем хуже офицеры подводники? Хоть
теоретически, в письменном виде.
Побурчали для порядка и написали.
Почему бы и нет?
Так изо дня в
день. Предаваясь праздности и лени,
незаметно подошли к Цусимскому проливу.
Говорят, над полями больших, жестоких
битв витает особый дух - дух сражений.
Случайно ли, специально так вышло -
пролив проходили ночью, но весь народ
шарахался по кораблю и не спал. Видно,
витал в районе самого крупного и
жестокого морского сражения Русский
Дух Цусимы и будоражил русскую душу.
Уточнили время и место у штурманов: к
месту начала сражения подойдем в два
часа ночи, к месту окончания битвы - к
полудню следующих суток. Если СДК
сможет идти под обоими дизелями. И
старик, несмотря на польскую постройку,
сделал это! Видно, и здесь не обошлось
без духа Цусимы. Еще штурмана сказали,
что это район интенсивного рыболовства,
и будет много японских шхун.
В каюте
связиста накрыли стол - помянуть те
далекие и смутные, но несомненно
героические времена, когда дрались
насмерть в пределах прямой видимости.
- А вот выиграй
мы Цусиму, - бросил пробный шар КИП-овец,
- может, и коммунизма бы не строили?
Могли ведь выиграть, и всю русско-японскую
войну тоже.
- Ты что, обалдел?
- урезонил его комдив-два. - С чего это?
Японская эскадра имела явное
превосходство.
- Иметь-то имела,
но в ней был сосредоточен весь их флот.
А у нас три таких флота было, и каждый в
отдельности японский превосходил, по
крайней мере, в броненосцах. Первая
Тихоокеанская эскадра, Балтийский флот,
- КИП-овец загибал пальцы, - и
Черноморский флот с его "Очаковым"
и "Потемкиным".
- И что?
- А "Широка
страна моя родная". Попробуй, собери
все это в одном месте да в одно время.
- А что ты читал
про Цусиму?
- Что и все - "Цусиму"
Новикова-Прибоя. Но - не очень. Мнение
сверхсрочника о тактике, да еще с
классовых позиций.
- А "На "Орле"
к Цусиме", кажется, Крылова?
- Не, листал
только. Но это - вещь. Писал корабельный
инженер, знал, что писал. Может, начнем
потихоньку, чтобы не было внезапности?
Автоматчик
достал фляжку и составил вместе три
стакана.
- По чуть-чуть?
- Пойду, пну
вестового, - подал голос хозяин-связист,
- пусть чайку и чего-нибудь закусить
принесет...
Подводники
вытащили по белому сухарю - с ужина.
- Может, попозже?
- Не, ночью его
не дозовешься, а чаек мы и сами
сообразим, кипятильник вон есть.
Пропустили по
двадцать пять грамм под сухарик.
Потянуло на разговор.
- Связь у нас
тогда была ни к черту, -
многозначительно произнес хозяин-связист.
- Угу, а сейчас
она стала лучше, - хмыкнул комдив-два,
главный электрик атомохода, - из-за нее
одна лодка осталась в Камрани, так и не
окунулась в Индийский океан.
Перегрелась на сеансе связи, квитанцию
ждали. А мы сколько пропотели? А вот
афонинцы не смогли или не захотели.
Связист крепко
замолчал.
- Между первой и
второй... - нарушил КИП-овец неловкое
молчание.
- Давай.
Повторили.
- Пойду,
вестового отловлю, - поднялся связист.
- А из каюты, по
связи?
- Без толку, надо
идти, - и вышел, вздохнув.
- Ну вот, обидел
парня.
- А чего
обижаться. Американские фрегаты видел?
Антенн вообще не видно. А у нас все
наружу топорщится. Сметет все первым же
осколком, и - отвоевались...
- Ладно, сегодня
не День Связи. А про Цусиму лучше всего
в Советской Военной энциклопедии
читать. Коротко, сжато и между строк
много...
- И что ж ты
вычитал между строк?
- А много.
Например, что Рожественский отпетым
дураком не был, и самодуром тоже. И то,
что это было ну... как репетиция Первой
Мировой. Генеральная репетиция, так
сказать. После русско-японской все
пошло в тираж - и сплошной фронт, и
проволочные заграждения, и атаки цепью,
пулеметы, крейсера-рейдеры... И
революция в спину. Причем, большинство
новшеств вводило, как сказал Ленин, "реакционное,
отсталое и безграмотное русское
офицерство".
- Ну, Ленин - это
Ленин... А японский флот просто был
технически совершенней, и потому всех
побеждал...
- Ты уверен?
Почему-то до гибели Макарова на "Петропавловске"
Того избегал драться, да и какой он, в
жопу, японский? Миноносцы сплошь
английские, крейсера - французские.
Броненосцы - да. Но за полста лет до
этого в Японии вообще флота не было, ни
одного суденышка паршивого, а тут -
броненосцы, да еще супер! Ни хера ж себе?
Откуда? Без помощи сбоку тут фиг
обошлось.
- Ну и что ты
хочешь сказать?
- А хочу сказать,
что эту войну нам "союзнички"
подсунули, еще по Крымской войне.
Причем, даже подготовиться не дали. А
когда япошки нам бока помяли, и мы
решили дать бой - так подписали в Штатах
этот Портсмутский мир. А годовалые
большевики - первый съезд в Лондоне -
ура! революция! Война и революция, и все
из Лондона. Как тебе?
Помолчали.
- Что-то
связиста долго нет. Как думаешь, при нем
можно говорить про революцию?
- Хрен знает.
Парень недалекий, или прикидывается, но
на стукача не похож. Думаю, можно. Хотя -
кап-три на корабле второго ранга...
- Связисты - не
карьеристы.
- Не скажи. Для
связиста-надводника кап-три - это
прилично. А может, "залетный"...
- Может,
спросить?
- Да не надо.
Захочет - сам скажет. Кстати, лейтенант
Колчак - по-нашему кап-три - в ту войну
миноносцем командовал. И нехило
командовал. Знаешь про то?
- Не очень. Хотя
Пикуль в "Три возраста Окини-сан"
пишет про него нормально.
Пить третью без
хозяина не позволял этикет. Покурили в
иллюминатор.
- Может, выйдем,
посмотрим?
- Да ну... Ночь -
как ночь, а до Цусимы еще далеко. Хозяин
вернется, а нас нет. Сидим.
- Ладно. Слушай,
а чего ты еще читал?
- Ну... в
госпитале, на практике в Северодвинске,
"Порт-Артур". Про несостоявшийся
прорыв во Владивосток. От Макарова Того
шарахался, как черт от креста. И надо же
- первый минер России подорвался на
мине... Невезуха какая-то.
- А Степанов, он
как, "по Ленину" пишет или нет?
- Да нет. У него
этакого революционного злорадства не
видно. А отрицательный герой вообще
один - это Стессель со своей
генеральшей. Все остальные - герои.
Непонятно только, как Порт-Артур сдали.
- А ты как
думаешь?
- А хрен знает.
Ты понимаешь, по сути это уже была
мировая война. Нас с японцами поставили
друг против друга. А исподтишка против
нас - и Франция, и Англия, и Штаты... Ну,
Турции сам Бог велел. А за нас - прикинь!
- Германия. Девять лет прошло - и мы уже в
общей своре с этими "союзниками" с
немцами воевали. Как тебе расклад? Надо
пропустить для проясненья.
- Давай еще
маленько подождем.
- Пять минут -
засекаю.
- Про шимозу
расскажи.
- А что - шимоза?
Конвенция ее запретила, страшная это
штука, но японцы все равно применяли. Я
так думаю, им ее всесильные тогда
англичане подсунули, вместе с
бездымным порохом.
- А наши снаряды
даже не взрывались, когда броню
пробивали...
- Это у легких
крейсеров. Главной-то целью броненосцы
были. Ни фига-с! Дрались на равных,
разгрома не было, пусть не пи...дят.
В каюту вошел
связист в роли вестового.
- Ну ты даешь! А
мы уже заждались на третью.
- Не нашел нигде.
Завтра ему устрою... Цусиму...
КИП-овец разлил
на троих - чуть побольше.
- Ну... за тех. Кто
утоп, как говорится.
Выпили, не
чокаясь. Пытались перевести разговор
на службу, на светские темы - не вышло.
Все равно возвращались к Цусиме.
- ...Что там не
говори, а сам по себе переход с Балтики
вокруг полмира - уже геройство. Считай,
кругосветка - и все в тропиках, на угле,
никаких тебе кондишенов, и до Цусимы
дошли все. Все, понятно? А у нас с
Камчатки вышло два новейших атомохода,
а к Дохлаку мы одни доползли. И то - на
грани фола, все ломается. Я бы за тех
механиков врезал, вот мужики были!
Пол-литра шила
на мандариновых корках как не бывало - и
ни в одном глазу.
- Может, еще
залезть в закрома Родины?
- А есть?!
- Да есть... надо
только обеспечить перелив, сохраняя
скрытность. Там же наверняка хоть кто-то
да не спит.
- Может, не стоит
светиться? - засомневался комдив-два.
- Стоит. Цусима -
не хухры-мухры. - КИП-овец не сдавался. -
Такое раз в жизни выпадает! А светиться
я не буду. Принесу все в чемоданчике от
документации. Я ж хитрый.
- Опытный. - Все
улыбнулись.
- Когда подходим-то?
- Да... часа через
два. Нам тревогу объявят - проход
узкости, - сказал надводник.
- Ты - как?
- Что - "как"?
Нормально, как и все. Вроде, крепко
развели, а не берет. Можно и еще...
- Ну, все.
Норматив - пятнадцать минут.
- Прикрыть? -
спросил комдив-два.
- Не. Двоих
быстрей расшифруют. - И КИП-овец ушел,
сосредоточенный.
Когда вернулся
через пятнадцать минут, связист и
комдив-два опять толковали про Цусиму.
- ...ведь явно же
не успевали! Шли "на убой".
- А что,
сдаваться надо было?! Даже сам факт
выхода второй эскадры - это уже шаг, и
моральная поддержка для Порт-Артура! -
связист рубил, как по писаному.
"Ведь вот что
с человеком делает шило животворящее!"
- порадовался КИП-овец.
- ...но факт
произвел обратный эффект - японцы
выложились из последних сил, чтобы
взять Порт-Артур, и взяли. Эскадра на
пять месяцев опоздала, и сухопутчикам
они тоже дали гари.
- А то, что
отступали - фигня, это кутузовская
тактика. К концу войны мы уже
превосходили японцев. А во Владик уже
первые лодки начали поступать!
- Вот если бы не
революция, завалили бы наши первые
подводники японцев, - вмешался КИП-овец.
- В норматив уложился, но заслушался
вашими зщаумными разговорами. Лично я в
детстве писал реферат - "Роль флота в
русско-японской войне"...
- А у меня там
два прадеда воевали, - предвосхитил
вопрос связист, - один в Маньчжурии где-то,
в полку Деникина, другой на "Рюрике".
- Понятно. А в
каких чинах?
- В каких... В
рядовых, конечно.
- Ну... тогда за
предков за наших, которые проливали,
как говорится... Эх!.. ф-фу... хороша
водичка...
Говорили о
русских артиллеристах, о непонятных
интригах в Главном Артиллерийском
Управлении, о том, почему снаряды
пробивали броню, да не взрывались.
Говорили о "загадочном гении Ленина",
который всегда стоял за поражение
России и рвал ее в клочья в угоду
мировой революции. Маньчжурия и пол-Сахалина
после первой революции. После второй -
больше: Финляндия, Польша, Прибалтика,
Бессарабия да половина Белоруссии и
Украины...
Вдруг корабль
чуть накренило на правый борт. СДК
начал левый поворот.
- Ну, кажись, мне
пора - подошли к Цусиме, - заторопился
связист. И, будто в подтверждение его
слов, экипажу СДК дали по боевой "Готовность
номер один". Подводники тоже решили
выйти наверх - подышать и посмотреть на
ночной пролив.
КИП-овец чуть
поотстал в коридоре. Корабль снова
резко изменил курс, теперь уже вправо.
- Ео-о мое, иди
сюда быстрее! Глянь, че деется-то! -
заторопил комдив-два.
Корабль входил
в море огней. Впереди, слева и справа аж
за горизонт уходили яркие пятна
прожекторов. Множество миниатюрных
японских шхун, не теряя напрасно время,
чего-то сосредоточенно ловили, осветив
воду. Зрелище было потрясающее. По
правилам наш "мастодонт" должен
был далеко обойти рыбаков, и он, как
пьянчужка на церковной площади среди
молчаливых богомолок в Великий Пост,
стыдливо рыская и покачиваяс, побрел к
выходу из пролива.
- Жируют на
нашей кровушке, - сказал комдив-два
недобро.
- Знаешь...
сдается мне, что вся эта наша
враждебность какая-то... искусственная,
что ли. Будто нас держат и натравливают,
чтобы еще одного Перл-Харбора не было.
Японцы все ж поумнели после Цусимы - в
сорок первом бросились на янкесов, а не
на нас... А вот мы не удержались и
кинулись добивать их, и себе прихватили
японского...
- Ну, ты! Что ж
теперь, обратно отдавать? А кто наши
транспорта втихаря топил? Скажешь, не
топили? Родственнички-подводнички... А
"Л-16"?
- Ну, топили... А, -
махнул рукой. - Слушай историю. Забирал
контейнер на морвокзале, было у меня
ноль-пять на всякий случай. Подхожу к
какому-то приличному деду-работяге,
прошу помочь контейнер найти. Пузырь
показываю. Нашли махом, а потом - к нему
в каптерку, где и приговорили, значит.
Еще и пивком шлифанулись. Так вот он мне
и рассказал, о чем Пикуль умолчал, хотя
не мог не знать.
- Про что?
- А про
американские пароходы под разгрузкой,
про "студебеккеры" с тушенкой... С
сорок третьего года половину ленд-лиза
через Камчатку везли, американскими
конвоями. Потом грузили на наши - и во
Владивосток. А вот уже оттуда поездами
на фронт. Говорит, будто америкосы и
отстроили Петропавловск...
- Да мало ли чего
может наплести подвыпивший работяга!
- Не скажи.
Говорит, сопливым пацаном ходил
подбирать консервы, которые из кузовов
выпадали. Героизм не ахти, но риск был...
И потом, Петропавловск, он как - до
революции захолустье, ударных строек
не наблюдалось, а тут бац! - триста
пятьдесят тысяч город! Что, съел? Не, в
добрые американские намерения я не
верю. Нажились на этих войнах и опять
наживаются, а нам еще долго икать.
Столько народу положили!
- Там еще
осталось?
- Там абсолютно
все осталось.
- Пошли уберем,
еще вестовой припрется... - и, охватив
взглядом еще раз море, залитое
прожекторами от края и до края,
подводники ушли в каюту.
Утро было
пасмурным, ветряным и холодным. В "тропичке"
стало совсем неуютно. Дальше - больше. В
десять ноль-ноль дали построение на
баке на траурный митинг, форма одежды
номер три, черная фуражка... Ни хрена
себе! Народ полгода не одевал брюки и
галстук, забыл про пуговицы и рукава, а
потому растерянно заметался. Все же
врожденные инстинкты северян
сработали, и в полдесятого стройные,
загорелые и не похожие на себя(стереотип
подводника: бледный, бородатый и
толстый), уже прогуливались по верхней
палубе. Особых шуток и острот по поводу
смены формы одежды не было. Витал еще,
видно, над головами трагический дух
Цусимы. Не до веселья. Хотя - как же мы да
без казусов?
Все проспал
замполит - и Цусиму, и митинг. Как раз
перед входом в пролив выколотил с
последнего нерадивого офицера
злополучный реферат и "притопил",
уснул счастливым сном, верный слуга
партии.
А инициатива
митинга принадлежала командиру СДК.
Наш старпом(командир остался в Камрани
расти на ЗКД - зам. командира дивизии) на
утреннем построении порекомендовал
секретарю парторганизации подготовить
трех выступающих. Ну, понятно, от
офицеров всегда есть человек, который
не откажется - это он сам. Коммуниста-матроса
тоже можно "построить" и написать
ему текст. А вот мичман может и послать.
Секретарь
настойчиво забарабанил в дверь каюты
зама.
- Какой еще
митинг, какая на хер Цусима?! Я ничего не
планировал! Кто это там воду мутит? -
слуга партии начал понемногу приходить
в себя.
- Командир СДК.
Нас перед фактом поставил, велел трех
выступающих выделить. Может, вы
выступите? - безнадежно спросил
секретарь.
- Еще чего! Ты!
Кого ты назначил выступающими?
- Ну... я выступлю.
Остальные отказываются - не готовы.
- Что значит -
"не готовы"? Сколько до начала?
- Чуть больше
полчаса...
- Предостаточно!
Так... кто там у нас скулил о переводе в
военную приемку в Комсомольск? Из БЧ-5?
- Мичман Барышев.
- Вот и направь-ка
его ко мне. Ну... и... а у матросов кто в
отпуск первый кандидат?
- Командир
отделения электриков, аккумуляторщик,
секретарь...
- Во-во, и его
тоже, если будет выпендриваться. Моряку
поможешь, дашь пару тезисов из своего
выступления. Повторение - мать учения. А
мичман пусть сам выбирается. Смог же
дорогу в "приемку" найти!
Митинг начался
вовремя. На правом борту выстроился
экипаж подводников, на левом -
свободная от вахты команда СДК.
Примерно поровну, но сразу бросалось в
глаза, что у подводников преобладали
офицеры, а у надводников - матросы.
Командование и выступающие
сосредоточились перед ходовой рубкой,
а внизу перед башней сбилась кучка
гражданского персонала и даже две
женщины (та, что помоложе - уже
безнадежно беременна) - возвращенцы из
Камрани.
Первым выступал
командир СДК, капитан второго ранга.
Говорил, в основном, о воинском долге,
который с лихвой выполнила вторая
эскадра, и выражал уверенность, что мы -
нынешнее поколение моряков - выполним
свой. Говорил толково, с чувством, но
аплодисментов не последовало - не к
месту они здесь.
Затем слово
взял их старпом, который переводил
абстрактный долг в более конкретные
задачи. Даже упрекнул расчет носовой
башни за плохо покрашенный бак "перед
входом в историческое место". Но и
это было не смешно.
Ветер с налета
пытался сорвать непривычные и
неудобные фуражки, солеными брызгами
то и дело обдавала волна, и в смысл
произносимого на баке никто особенно
не вникал. В мозгу все настойчивее и
требовательнее звучало:
...Не скажет ни камень, ни
крест, где легли
Во славу мы Русского Флага...
В
носоглотке что-то непривычно першило.
Наверно, это пыталась пробить себе
дорогу скупая мужская слеза...
Из всех
выступлений запомнился только крупный
прокол мичмана Барышева: "...и вот,
бездарное царское командование
погнало советских моряков на убой к
Цусиме, которыми командовали
безграмотные реакционные офицеры..."
- Вот гаденыш, -
мелькнуло в голове, - фиг с ними, с "советскими",
но ведь не упустил, сука, угрызнуть
пусть не советских, но офицеров...
Прокол заметили
все, но никто даже глазом не моргнул. Не
то место.
Застопорили ход.
К левому борту поднесли венки. По
трансляции наконец-то грянул "Варяг".
"Варяг", под который военные
моряки неизменно шли парадом по
Красной Площади, наш старый, добрый, до
предела запетый и затоптанный "Варяг"...
Но здесь уместен был только он. Он
звучал по корабельной трансляции
убедительней самой сильной симфонии
"живьем" в самом звучащем
концертном зале! Море чувств и эмоций. В
горле запершило еще больше, защемило
глаза. Кто пальцами, кто кончиком
платочка полезли в уголки глаз. При
опускании венков все встали на одно
колено. Здесь руки стали ближе к глазам,
да и голову можно чуть опустить...
После минуты
молчания встали, надели фуражки и
разошлись. Вообще-то, минута
растянулась до пяти, но и этого было
мало. За эти мгновения в душе
пронеслось столько мыслей и чувств, что
говорить о чем-либо было неуместно - не
находилось и не хватало слов. Хотелось
молчать и думать. Шло какое-то высшее
общение на подсознательном,
телепатическом уровне... Коллективное
мышление?
Но жизнь - суета
сует! - продолжалась. Надо было идти
дальше во Владивосток. Прозвучала
команда, дали ход...
А всеобщая
минута молчания осталась позади,
повиснув над скорбными волнами
Цусимского пролива печальной
мыслеформой чего-то уже свершившегося
и непоправимого... |
