Здесь как раз чаще
всего закладываются предпосылки
аварийности. Прием-передача – это
показатель воинской доблести и чести, а
точнее – честности. Передающий экипаж
не имеет права скрывать "залипухи".
Он честно должен рассказать о них
экипажу принимающему. А еще лучше –
устранить. Но не всегда это возможно, не
всегда хватает сил и средств, не всегда
позволяют жесткие графики. Начальство
в истерике: "Вы срываете план
боеготовности! Вы вылетаете из
линейности!" На все про все – неделя
срока, а то и меньше ("Принимайте в
"горячем" состоянии за трое суток!")
Составляются графики устанения
замечаний, печатаются акты приема-передачи…
малое подведение итогов, большое…
малые приборки и большая… совместное
проворачивание и подведение итогов,
окончательная передача… и все!
Естественно, что в этой чехарде
замечания устранять можно только
поздно вечером и ночью. Если
принимающий экипаж примет корабль с
замечаниями в актах, то устранять их
придется уже ему самому, под истеричные
вопли все того же начальства. Вот тут и
начинается двойная бухгалтерия, а то и
хуже – укрывательство и
надувательство. Именно в этом кроется
основная причина утопления К-429 при
дифферентовке в бухте Саранная летом
1983 года и вина сдающего механика А. Б.
Маркмана. Принимающие – командир
Суворов и механик Лиховозов – за свою
вину отмотали сроки, а Маркман вылез в
герои. Затем, уже после второго
утопления несчастной лодки прямо у
заводской стенки СРЗ-49, скрылся в
недрах парткомиссии, а вынырнул… замом
мэра (а потом и мэром) Вилючинска. Во где
поистине еврейская живучесть и
непотопляемость! Эх…
Ладно... слушайте пока другую
историю.
ПЛА заводской номер пятьсот
четырнадцать принималась после
докового ремонта "под елочку".
Сдающий экипаж был "серенький" и
замученный. После летней автономки их
на осень поставили в дежурство с 4-часовой
готовностью, затем степень готовности
снизили и запихнули в межпоходовый
ремонт. Еще немного спустя, растащили
толковых специалистов по плавающим
экипажам, а субмарину поставили на
месяц в доковый ремонт. Доковый "ремонт
– это не действие, это состояние. Его
невозможно закончить, его можно только
прекратить" (цитата классика).
Естественно, что задроченный до
полусмерти экипаж после автономки
грезил отпуском и никаким ремонтом не
занимался. За его природную "серость"
ему и отпуск полагался зимой.
Сдающий механик был из
дипломированных электриков, механиком
стал случайно, тяготился этим и рвался
на берег. Стать механиком непросто. Но
еще сложнее уйти, сделать ноги: хороший
– служи, плохой – тем более. Кому ты
нужен? Есть шанс уйти через крайность –
служить отвратительно. А еще лучше "закосить"
по здоровью или уйти в запой… Но уйти в
запой несложно, сложнее выйти. Сдающий
механик ушел и с выходом не торопился.
Срок окончательной прием-передачи
– 30 декабря. На корабле после автономки
конь не валялся – не то что ремонт,
мусор не выносился. Однако прием-передача
неизбежна, как всеобщий крах
капитализма. Принимающий экипаж решил -
во что бы то ни стало - оттянуть это "счастье"
до "посленовогогода", а там – будь
что будет.
Последнее большое (с
флагманами) совместное подведение
итогов – от замечаний волосы дыбом.
Замечания все, в основном, от механиков.
"Люксы" не смогли найти
существенных недостатков, а скорее, не
захотели. Принимающий механик,
потолковав со сдающим по душам, пришли
к консенсусу: чем хуже – тем лучше, и
зарубились крепко. Сдающий по-прежнему
косил под запой и даже "болваны"
актов не заготовил. Первый дивизион "существенных"
замечаний в общую копилку не внес,
второй электротехнический напрягся, а
третий трюмный упирался из последних
сил и стоял насмерть. "Грязнуху"
откачали, вакуумные цистерны почистили,
гальюны центрального и третьего
отсеков с горем пополам продули, а вот
докторский (гальюн изолятора) никак не
поддавался и был, как говорится, под
завязку. Он был собран "на
шламоулавливатель камбуза", и
сдающие бедолаги просто не знали, что
есть и такое. Это был основной козырь.
Из всего состава
принимающего экипажа только механик
был "ясновидящим". После "большого
совместного подведения итогов"
командир посоветовался с "ясновидцем"
и решил принимать лодку после Нового
Года. Это был сильный поступок, потому
что шел вразрез с планом командования
дивизии. Правда, всю ответственность
свалил на механика, мол, механик против,
чт о с ним поделаешь? Если что – давайте
другого.
Рабочий день продлили до
бесконечности, окончательный срок - 31
декабря... Принимающий экипаж, чувствуя
свою вину, с новогодним дежурством
смирился: полтора года ждали отпуска, а
тут день-два, и вот она, жар-птица
подводника. Вполне понятно, что 31-го до
обеда ничего не делали, а после обеда
народ по-братски совместно допил
остатки шила и перед ужином разошелся
по домам встречать Новый Год. Правда, не
все - начиналось состязание умов и игра
нервов. Сдающий механик сознательно
ушел "пьянствовать" домой.
Командир по жизни тоже был "ясновидящим"
в обратном смысле слова и сам пошел в
штаб, да еще и механика с собой
прихватил...
В штабе командира не уважали
и, с млчаливого соблаговоления
командира дивизии, даже мелкотравчатая
штабная сошка считала своим долгом
укусить. Он сопротивлялся, огрызался,
но от этого экипаж страдал еще больше (баре
дерутся, а у холопов чубы трещат).
В штабе в душе все были на
стороне принимающего экипажа (кроме
командира дивизии) и решили спустить
это дело на тормозах - уже после Нового
Года. Может, комдив и не "вспомнил"
бы, но командир лодки вылез сам,
продефилировав с механиком перед окном
его кабинета. Механик к тому же был в
неуставной куртке-альпаковке.
У начальника штаба тут же
запульсировало переговорное
устройство.
- (по имени-отчеству), а что
там у нас с окончательным приемом по 514-му?
По плану ведь сегодня? Мне никто не
докладывал... может, вам что-то известно?
- Так точно, товарищ комдив,
мне тоже не докладывали. Щас разберусь.
- Ага, разбирайтесь,
пожалуйста... (просьба начальника -
более, чем приказание) Если надо,
возьмите мой уазик. Надеюсь, народ в
штабе еще работает?
- Так точно. Есть, товарищ
комдив.
НШ одной ногой был уже в
академии Генштаба. У НЭМСа в кабинете
по этому поводу накрывался стол, и он со
своим преемником (ЗКД-1) только-только
собирались вздрогнуть. Остальной
штабной народ, находясь на службе,
время зря не терял и делал то же самое.
Теперь переговорное
устройство запульсировало в кабинете у
НЭМСа.
- (по имени-отчеству), отбой.
- Чего - отбой?
- Да комдив приказал
разобраться с 514-м - почему не приняли...
а ты говоришь - не вспомнит.
- И не вспомнил бы! Этот
малохольный сам притащился, да еще и
механика с собой приволок. А механик
ведь в альпаковке ходит "для удо-обства",
несмотря на запрет по гарнизону, тоже...
упертый. Вот комдив и взъелся.
- Ладно... надо проучить этого
великовозрастного идиота. Комдив уазик
дает. Бери с собой флагманского по
живучести и вперед. Я тоже еду.
- А смысл? Там же никого нет.
- А в этом и смысл: экипаж не
принимает корабль, никого нет, ни
командира, ни механика, ни старпома.
Комдив им за это вставит.
- Понял. А со столом-то что
желать? Сворачивать все?
- Зачем? Мы быстро. Чего там
делать? Получасовой налет - и все ясно.
Командир лодки метался по
штабу, но заходить к начальству без
вызова не решался, ума хватало. Механик
поднялся наверх к флагманским
помощникам НЭМС.
- О-о! Кто к нам пришел!
- Не ждали?
- Честно говоря, нет. Мы вот
тут расслабиться собираемся. Ты с чем
пришел?
- С холодным умом, чистыми
руками и горячим сердцем, как настоящий
дзержинец (механик закончил училище
имени великого моряка и инженера Ф. Э.
Дзержинского).
- Эт хорошо, но лучше бы ты
прихватил фляжку чистого шила или пару
банок "грязных" шпротов.
- Да была мысль, но побоялся,
что побрезгуете.
- Ну-у... эт ты зря.
- Ладно, получите, взяточники
и вымогатели.
- Во! Другой разговор! Тебе
расписку выдать? А шило какое?
- А какое оно может быть у
механика? Чистое, неразбавленное, как
мои помыслы о боеготовности.
- Спасибо, (по имени-отчеству),
садись, раздевайся.
- А рабочий день?
- Какой рабочий день 31
декабря во время ужина? Порядочные люди
уже дома столы накрывают.
- Во-во, значит, мы -
сверхпорядочные.
Появился матросик-рассыльный
и - к "живчику":
- Тащ, вас НЭМС вызывает.
- Понял, иду, свободен. Во бля...
- Да, в стране дураков ночей
не бывает, даже под Новый Год. Скорей бы
утро, чтобы снова на корабль.
Механик раздеваться не стал.
Возвращается озабоченный
"живчик".
- Что там у вас? Сейчас НШ к
вам с НЭМСом едут и меня с собой берут...
- Поздравляю! Не у нас, а у них
- никого и ничего.
- А акты подписали?
- Их еще и в природе нет, как
материальной субстанции.
- А сдающий где?
- Он - как порядочный...
- Лана... мужики... я поехал, - и
за шинель.
- Понятно, а я побежал, -
механик одел шапку.
- А тебе-то зачем?
- Как - зачем? Штаб делает
налет, чтобы зафиксировать факт нашего
отсутствия, то бишь, неприема. Они на
джипе вокруг - а я вниз по прямой. Мы еще
посмотрим, чья лошадь первой... - и вниз.
Старпом заступил дежурным по
дивизии. Это верный признак того, что
окончательная передача и не
планировалась. Сейчас он обеспечивал
ужин на береговом предновогоднем
камбузе. Там в предновогоднюю ночь
чрезвычайные происшествия расцветали
и созревали гроздьями, как виноград.
Командир растворился где-то
в штабе. Скорее, у штабных мичманов -
секретчика или СПСовца - тайны штабные
выведывает. Механик - на ходу, дежурному
по штабу:
- Тащ мичман, найдите в штабе
командира такого-то и передайте -
срочно на корабль, приказ НШ.
- Есть, понял!
На корабле из всего
принимающего экипажа остался только
командир дивизиона живучести (КД-3) - "тростниковый
слон". Его так прозвали за злобный ,
непримиримый характер и маленький рост.
Был он непьющий, холостяк, ни с кем не
дружил и даже с женщинами не общался.
Любил апельсиновый сок и беспощадно
менял на него свое корабельное шило.
Сдающий КД-3 скрепя сердце вел торги и
подписывал бесконечный акт с
замечаниями, притащил остатки шила,
сухого вина, консервных деликатесов и
даже апельсиновый сок в пакетах. Рядом
стоял обшарпанный объемистый
коричневый портфель "тростникового
слона". Его почему-то никогда не
проверяли на КПП, даже самый злобные
"вохрушки".
- Так, (имя-отчество), все ваши
условия выполнены, подпишете?
- Ну не сегодня же!
- Конечно, нет, вместе со
всеми.
- Не вместе со всеми, а в
последнюю очередь. Замечаний больше
всех!
- Ладно... может, гальюн
изолятора из акта вычеркнем?
- Как это? Он же под завязку!
- Так щас продуем!
- Ха! Кто на это способен?
- Мы.
- Кто конкретно? Фамилия?
- Матрос Сыбиков.
- Якут этот?! Он в него даже
гадить не научился!
"Тростниковый" ходил
недавно со сдающим экипажем в
автономку как прикомандированный, и
хорошо знал, что докторский гальюн,
кроме него, никто не продует. Он
специально никого ничему не учил, чтобы
быть "незаменимым специалистом".
Только командовал: "Открыть клапан
такой-то, закрыть такой-то..."
- А Сыбиков сказал, что он в
автономке несколько раз с вами
продувал докторский гальюн и запомнил,
как это делается.
- И где он сейчас?
- Как раз продувает...
- Ну все!.. жопа!!! (любимое
выражение "слона") Он же на
шламоулавливатель камбуза собран!!!
Сейчас двести пятьдесят литров
отборного говна через шпигат вылетит
на подволок камбуза! У вас, кстати, это
уже было... в автономке... (Бррррр!) Дайте
немедленно команду "Стоп!"
- Центральный, на пирс прибыл
командир БЧ-5 принимающего экипажа.
- О... чего это деда Бурьяна
принесло? Видать, неспроста... Дайте же
"Стоп!"
- Центральный, на пирс прибыл
НШ со штабом. Направляется к нам.
- Я пошел наверх, встречать, -
заторопился дежурный по лодке.
- Остановите Сыбикова!
Вызовите его в центральный, иначе - жопа!
- пророчествовал КД-3, лихорадочно
запихивая дань в свой безразмерный
портфель.
БАХ! ШЛЕП! Шлеп-шлеп-шлеп;
плюх, плюх, плюх! - донеслось снизу по
левому борту со стороны камбуза.
СВЕРШИЛОСЬ!!!
- Ну, все! Жопа! - подвел итог
"тростниковый" и скрылся со своим
портфелем в направлении каюты. И, как
подтверждение свершившемуся, наверх
поплыл резкий, едкий запах
настоявшейся мочи и... кгм, кала, причем,
кала человеческого. "Фиджи", "Шанель",
"Кристиан Диор"... Заслезились
глаза, запершило в горле, подкатила
тошнота и отвращение ко всему, что
связано с именем Человека...
Первым, все-таки, прискакал
механик.
- Вы что здесь, все обосрались
от счастья, что штаб приехал? Кто живой
на борту?
- Только вахта, ваш КД-3 и наш
третий дивизион...
- Лучше б вас не было! Что
произошло?
- Сыбиков, наверное... продул
гальюн изолятора... еще не разбирались.
- Он его случайно не на камбуз
продул? Где наш комдив-три?
- Ушел вниз с портфелем.
Наверно, в каюту.
- Переведите АБ на вентилятор
ЗВ-1, и носовое кольцо - в атмосферу!
- Холодно...
- Пустите вдувные
кондиционеры на подогрев!
- Командир БЧ-5 задал режим
вентиляции батареи... - затянул помощник
дежурного по кораблю, явно боясь брать
на себя любую ответственность.
- Да черт с вами, если вам так
больше нравится! Но я этот вонизм ни за
что принимать не буду! И за меня горой
встанут и интендант, и помощник, и
доктор.
Спустился НШ вместе с НЭМСом
и "живчиком". Ошалело завращали
носами, заморгали глазами.
- Внимание в центральном!
Товарищ капитан первого ранга,
помощник дежурного по ПЛ старший
лейтенант такой-то!
- Вахтенный центрального
поста мичман такой-то!
- Так, вахтенный... иди,
осмотри отсеки. (Есть!) Мммм... где
принимающий экипаж?! - грозно, но сквозь
слезы выдавил начальник штаба дивизии
атомных подводных лодок.
- Здесь, в моем лице. Командир
БЧ-5 такого-то экипажа капитан третьего
ранга такой-то.
- А вы откуда здесь?
- Да вот... пытаюсь принять под
давлением штаба и командира этот
корабль, но не могу. Отвращение берет.
- А где экипаж?
- Его стошнило, командир
отпустил подышать.
- А командир где?
- Щас будет...
- Центральный, на пирс прибыл
командир принимающего экипажа.
- Механик, а что это за запах
такой? Что случилось?
- Это они гальюн изолятора
продули на камбуз и балдеют. Двести
пятьдесят литров отборного говна
размазано по пищеблоку! Такое на
атомном флоте бывает раз в сто
пятьдесят восемь лет. Хорошо, что вы
прибыли. Хотите пройти на камбуз,
полюбоваться?
- Не хочу... а почему раньше не
приняли?
- А что принимать? Это вот
дерьмо? А кроме него - ничего и никого!
- Могли бы акты раньше
подписать, не доводить дело до
крайности!
- Акта БЧ-5 нету как такового,
мне нечего подписывать.
- А где сдающий механик?
- Дома. Их весь экипаж дома,
кроме третьего дивизиона. Но лучше бы и
эти недоумки сидели дома. Меня тошнит
от ихней инициативы.
- А где ваш третий дивизион и
комдив-три?
- Наш КД-3 здесь. Говорят, в
обморок упал. Последнее его слово: "Жопа!"
Спустился командир, чувствуя
свою вину за опоздание.
- Ну что, механик? Принимаем?
- Помолчи, командир, -
приобрел дар речи НЭМС, оценив
обстановку. И - к НШ:
- (по имени-отчеству), мое
мнение, как начальника
электромеханической службы дивизии -
такую лодку принимать нельзя. Поехали,
я доложу комдиву.
- Поехали. А это можно как-нибудь
устранить? И куда его устранить?
- Элементарно. Пусть сгребают
и заталкивают обратно в унитаз, а потом
снова продувают...
- Куда?! Опять, что ли, в камбуз???
- Ну, зачем. Пусть их комдив-три
возьмет секретное описание гальюнов и
внимательно схему изучит - все же
элементарно. Только нужен секретчик, а
возможно, и командир, и доктор -
антисанитария... Правда, есть еще одна
боевая возможность - в базовую емкость.
Но из-за отсутствия таковой весь пирс и
соседний "термоядерный забор"
будут в дерьме.
- Да вы что!!! Надо кого-нибудь
из ваших оставить... для обеспечения...
- Не стоит. Иначе они никогда
не постигнут боевого мастерства. При
всем желании - если они и отыщут
заглушку отдачи фекалий на базу - то не
отдадут. Прикисла насмерть. Этот маневр
даже на заводских испытаниях никем не
проводился.
Опять вмешался НЭМС.
- (по имени-отчеству), пошли
отсюда скорее, а то глаза разъедает.
Нехай сами устраняют. У них теперь
мощный стимул. Надо только на самом
деле их группу командования вызвать
для обеспечения, а то, чего доброго, кто-нибудь
еще поскользнется и захлебнется в этом
дерьме... Заодно пусть ощутят боевой дух
своего экипажа.
НШ махнул рукой:
- Поехали... Механик, командир!
Подбросить до поселка?
- Спасибо! Я пешком...
проветрюсь. И вам советую. Кстати,
шинельное сукно и каракуль лучше
впитывают запах, чем моя неуставная
альпаковка... Торопитесь... |