Игорь Курдин, Питер Хухтхаузен, Р. Алан Уайт.
К-219, САРГАССОВО МОРЕ, 480 МИЛЬ К ВОСТОКУ ОТ БЕРМУДСКИХ ОСТРОВОВ, 3 ОКТЯБРЯ, ДЕНЬ ТРИДЦАТЫЙ

"Никакого предчувствия беды у меня не было. Все шло нормально, в обычном ритме. Тридцать суток в море – хорошая школа. Славу Богу, что все это не произошло раньше.'
Игорь Британов, командир К-219

Британов сидел в своем кресле, отхлебывая из стакана чай. Пить горячий чай на ночной вахте давно уже стало укоренившейся привычкой. И, хотя корабельные часы показывали три часа утра по московскому времени, спать не хотелось. Организм командира давно перестроился на новый биологический ритм – его утро начиналось в полночь.
Распорядок дня подчинялся только расписанию вахт. Считалось, что хуже всех третьей боевой смене: им приходилось не только нести вахту с 8 до 12 и с 20 до 24, но и вместе с остальными заниматься боевой подготовкой "днем" - с 13 до 18 часов. В конце концов, Британов разрешил им дополнительно отдыхать после 16.00 до вечерней вахты. Это было разумно – кому нужны сонные мухи на вахте?
Понятия дня и ночи перестали существовать в привычном образе. Никого не интересовало, что сейчас над нами – луна или солнце. Разве что штурмана и командира – от времени суток зависел выбор всплытия на сеанс связи и способ определения своего места в океане. Точность места была жестоко регламентирована, ведь от нее зависит и точность наведения ракетных боеголовок.
Именно поэтому Британов гораздо чаще контролировал работу штурманов, чем ракетчиков. Сложившийся стереотип мышления был предельно прост – до боевых пусков ракет, скорее всего, дело не дойдет, а за каждый лишний кабельтов "невязки" по головке не погладят.
Командира и штурмана, "потерявшихся" в море, наказывали беспощадно, вплоть до снятия с должности. График всплытия под перископ на сеанс связи и определения места Британов держал только в своей голове, стараясь придать ему незакономерный, а значит, и не прогнозируемый для противника характер. Ночь и шторм – самое подходящее время.
Британов взглянул на штурманскую карту.
Двигаясь на глубине, находясь на расстоянии тысячи двухсот морских миль к юго-востоку от Нью-Йорка, К-219 должна была вскоре взять курс на юг, к своему второму, южному району боевого патрулирования, расположенному прямо на широте Майами. Первая неделя патрулирования в северном квадрате подходила к концу.
- Радисты, штурман! Будем всплывать на сеанс связи в 04.55! Местное время?
- Полночь, товарищ командир!
- Славу Богу, их летчики как раз спят или пьянствуют в борделях Флориды и, надеюсь, не будут нам мешать. Штурман! Есть ли для нас в это время хороший навигационный спутник?
- Так точно, очень даже прекрасный спутник.
- Вот по нему и определишь точное место. Марков! Твои радисты готовы?
- Мы как юные пионеры – всегда готовы!
Британов знал, что не все американские летчики спят в эту ночь, но очень надеялся на свое везение. И хотя денег на топливо противник не жалеет, так далеко, скорее всего, самолет посылать не будут. Надводных противолодочных кораблей вблизи пока не просматривается, значит, более всего следует опасаться их лодок-охотников.
Тем более после недавнего щелчка по носу, в прямом смысле этого слова, самоуверенный американский командир лодки наверняка захочет отыграться и затихарился где-то рядом.
Британов хорошо понимал, что до сих пор им сказочно везло. Захватить врасплох американскую лодку было делом почти неслыханным. Так что это патрулирование станет показательным не только потому, что один из матросов свалился с приступом аппендицита. Хирургическая операция на лодке всегда рискованна, профессора-консультанта за спиной нет, а роль медсестры исполнял мичман Саша Байдин. Но молодой врач Игорь Кочергин оказался отличным хирургом, и все обошлось.
Самое большое удовлетворение Британов испытывал от таких маленьких профессиональных побед. Он с особой симпатией относился к тем членам своего экипажа, которые могли и умели брать ответственность на себя. Теперь для него в один ряд с ветеранами Азнабаевым, Красильниковым, Марковым встал и лейтенант Кочергин.
В советском подводном флоте всегда существовало неписаное правило, – если есть возможность быстро эвакуировать больного на берег или на большой корабль с хорошим госпиталем – надо это делать. Жизнь человека в этом случае ставилась превыше всего. И, случись это у своих берегов, Британов непременно так бы и сделал. Но в Атлантике помощи ждать было не от кого. Рядом были только враги. Более того, им еще ни разу по-настоящему не досаждали противолодочные силы. Хотя, конечно, теперь они будут более осторожны. Пусть. Мы преподали им хороший урок, для разнообразия.
Он обвел взглядом расположенные вокруг приборы цвета слоновой кости, всматриваясь в круглые индикаторы и манометры так, словно это были крошечные окошки, сквозь которые можно заглянуть в теплые воды Атлантики. Что там, за бортом? Могут ли солнечные лучи проникать сквозь стометровую толщу океана? Нет. Даже в знаменитых своей чистотой водах Бермуд. Там, за стальной оболочкой, царит кромешная тьма. Под килем тянется Гатеррасская глубоководная равнина. Место, подходящее только для монстров.
Британов провел ладонью по затылку, покрытому бисером потных капель, и обернулся к старшему механику: - Нельзя ли хотя бы немного понизить температуру?
Красильников даже не посмотрел в его сторону.
- Прикажите Нептуну, может, он смилуется. Если за бортом двадцать семь градусов, что могут сделать мои холодильные машины?
Красильников становится невыносимым, но Британов не мог на него сердиться. Если так жарко в центральном, что же творится у турбинистов? Похоже, К-219 была спроектирована для плавания в холодных морях Арктики. Здесь, в районе Бермудских островов, ее кондиционеры просто не могли справиться со своей задачей. А звукоподводной связи с Нептуном пока установить не удалось.
Британов посмотрел вверх, на стальной потолок, мечтая оказаться подо льдами родных морей, вынырнуть у своей базы в Гаджиево, увидеть цепочку разноцветных фигурок на фоне серых скал, зная, что Наталья стоит там, живая и невредимая. Так же как дети – старший Саша и младшая Марина.
- Через тридцать минут сеанс связи, - хриплый голос Макарова вывел командира из минутного оцепенения. Лицо Британова не выразило никаких чувств. Через полчаса из Москвы придет очередное радио. В первую минуту после начала сеанса связи у всех непроизвольно сжималось сердце. И Британов не был исключением, а скорее наоборот – любой приказ или информация в первую очередь докладывались только ему – и никому больше. Ни замполит, ни особист не имели права раньше командира читать радиограммы.
Никто не верил в возможность получения приказа на пуск ракет, но чем черт не шутит, когда Бог спит? Именно поэтому перед сеансом связи в центральном посту появились слегка заспанные старпом и замполит, а Петрачков занял место на ГКП у ПУРО – пульта управления ракетным оружием. На войне как на войне. Можно верить или не верить в ядерную войну, в конце концов, это личное дело каждого, но быть готовым к ней обязаны на подводном ракетоносце все.
В любой момент Москва может дать сигнал на проведение учебной ракетной атаки с условным пуском ракет. И с его получением беспристрастные секундомеры и самописцы неумолимо поведут отсчет и запись действий каждого из корабельного боевого расчета. Ракетная атака разительно отличается от торпедной. Если торпедная атака скорее искусство расчета и импровизации, то главное в ракетной атаке - сверхточное, почти автоматическое выполнение в неизменной последовательности определенного алгоритма действий: от проверки достоверности сигнала, разблокировки ядерного оружия и до команды "СТАРТ!"
С момента покладки на боевой курс для пуска ракет лодка не может изменить ни скорость, ни глубину погружения. Даже если ее атакуют вражеские торпеды. В ракетной атаке все подчинено одной, главной цели – выпустить все шестнадцать ракет. Только потом командир имеет право уклоняться. Конечно, и на боевом курсе командир будет использовать все свои средства самообороны, но их не так много...
Вот почему каждое всплытие советского ракетоносца на сеанс связи под перископ вызывает ответную напряженность и у следящей за ней лодки-охотника. Ее задача – уничтожить ракетоносец до пуска первой ракеты.
Вот в чем суть противоборства "Аугусты" и К-219, Вон Сускила и Британова.
- Пятнадцать минут до сеанса связи!
- Есть. Старпом – учебная тревога, по местам стоять к всплытию под перископ на сеанс связи и определения места! Готовность к старту – пятнадцать минут, - эту команду Британов отдал совершенно спокойным голосом, в конце концов, это их работа. Будничная и страшная одновременно. Только и всего.
То, как быстро исполнялись все приказания Британова в этой душной, влажной жаре, красноречиво говорило не только об авторитете командира, но, прежде всего о выработанной за тридцать суток "сплаванности" экипажа. Это не могло не радовать командира. Еще немного времени, и у него будет вполне боеспособный, готовый к любым трудностям экипаж.

До самого тяжелого испытания в жизни каждого из ста девятнадцати членов экипажа К-219 оставалось всего несколько минут. Скоро судьба разделит их на живых и мертвых. От двух человек – командира Британова и матроса Преминина – будут зависеть жизни многих. Первому обязаны жизнью сто пятнадцати человек, второму – миллионы...

04.52 Повинуясь движению рулей, К-219 резко шла вверх, к поверхности, освещенной лунным светом. Легкое потрескивание корпуса давно стало привычным делом и никого не волновало.
Казалось, все идет совершенно нормально, если только может считать нормальным положение людей, запертых внутри пороховой бочки, которая плывет в глубине океана.
Британов находился в боевой рубке у шахты перископа. Специальный красный свет помогал глазам адаптироваться к темноте, но в то же время не мешал следить за глубиномером.
- Глубина двадцать метров – поднимается перископ.

Глубина семнадцать метров. Визуально и радиолокационный горизонт чист. Поднимаются выдвижные – "Ива", "Ван", "Синтез", "Залив".
Начали определение своего места по космической навигационной системе "Парус". Получена радиограмма-повестка: в наш адрес персональной информации нет.

"Удивительно, - подумал Британов, что до сих пор все идет так гладко. Наверное, просто нужно уметь предвидеть одни события и терпеливо ожидать других. Тогда все будет идти как надо".
Цепко держась за рукоятки перископа, он пытался разглядеть хоть что-нибудь в черноте ночи. Его ничуть не привлекала красота звездного неба – он его просто не видел, лишь машинально отметив хорошую возможность астрокоррекции. Он искал только проблесковые огни самолета или противолодочного корабля.
Нет сигналов или нет противника?
Из одного не обязательно следовало другое. Сигналы локатора могут отсутствовать и в том случае, если американцы используют другие виды аппаратуры слежения – этого добра у них хватает.
Как жаль, что нельзя услышать, что там, на поверхности. Рев четырех двигателей "Ориона" должен быть слышен издалека.
Небо ясное, море спокойное. Легкая зыбь поблескивает в лунном сиянии. Он почти ощущал на лице дыхание свежего ветра. Как давно он дышал чистым, свежим воздухом? Когда они покидали Гаджиево, там дул холодный ветер, сыпал мокрый снег. Теперь над ними теплая тропическая ночь. Цветы? Нет, слишком далеко от земли. И все же. Глоток свежего воздуха. Как хотелось бы вдохнуть его сейчас полной грудью.

05.07 Определено место по КНС "Парус". Широта – 30. 43. 8 северная, долгота – 54. 24. 4 западная. Окончили прием информации с берега – получена циркулярная развязка.
- Погружаться на глубину сорок шесть метров, опустить выдвижные.
К этому моменту Британов уже был в центральном. У перископа его сменил старпом. А теперь все вместе они склонились над картой в штурманской рубке Азнабаева.
- Марков! Где твоя разведсводка? Давай ее сюда!
- Есть, уже несу – вот только клей подсохнет на бланке.
- Беги быстрее, на ходу и высохнет, - Британову не терпелось поскорее разобраться в обстановке.

В районе Центральной Атлантики деятельность противолодочных сил НАТО на повседневном уровне. Отмечена активность противолодочной авиации в районе западнее Бермудских островов и на Фареро-Исландском противолодочном рубеже. Наиболее вероятна активизация противолодочных сил по маршруту перехода авианосноударного соединения Гибралтар –Норфолк... Наибольшую угрозу представляют подводные лодки класса "Лос-Анджелес".
Начальник разведки ВМФ:
Итак, плановое смещение на юг уводит К-219 от маршрута перехода авианосца. Это хорошо. Возможно, и проклятый "Лос-Анджелес" оставит нас в покое и займется расчисткой маршрута для АУС. Как было замечательно, когда американцы бросились охранять и оборонять свою оперативно-ракетную группу во главе с линкором "Нью-Джерси" в Норвежском море. Хоть на какое-то время их оставили в покое. Но такое счастье выпадало редко.
Ладно, пока и так неплохо.
- Все свободны, не центральный, а восточный базар какой-то.

05.12 Глубина 46 метров. Дифферентовка в исходном. Боевая готовность №2, подводная, второй боевой смены заступить. Продолжили погружение на 85 метров для замера гидрологии в районе и выбора оптимальной глубины плавания.
В четвертом отсеке трюмный матрос с испугом смотрел, как увеличивается струя воды из шланга от шестой шахты. Такого напора еще никогда не было!
- Командиру БЧ-2 просьба спуститься в трюм четвертого отсека! – взволнованным голосом передал он на КСПО.
- Где Чепиженко? Немедленно прибыть в трюм!
Через минуту они оба были внизу – течь росла на глазах. Казалось, обоих "заклинило". Первым очухался Чепиженко.
- Надо немедленно проверить все водяные магистрали шахт! Я не понимаю, откуда идет вода!
- Бегом в пятый отсек! Приготовить насосы! Отправить мичмана Сыча на КСПО!

05.18 Глубина 85 метров. На вахту заступила вторая боевая смена. Личному составу первой смены собраться в столовой четвертого отсека на политинформацию.
По команде "Подвахтенным от мест отойти" первая смена – около тридцать человек – начала подтягиваться в столовую четвертого отсека, которая располагалась на средней палубе по правому борту.
К политинформации все относились как к неизбежному злу. Всех утешала мысль о ее краткости и предстоящем просмотре кинофильма. Это было основным развлечение.
Третья смена сразу разбежалась по каютам – у них был шанс поспать еще три часа.
Ночные коки и вестовые занялись приготовлением обеда, который начнется в одиннадцать часов. Из открытой двери камбуза, прямо напротив столовой четвертого отсека, доносились почти домашние звуки и запахи кухни. Освободившийся механик, прихватив по дороге главного связиста Маркова, направился в курилку четвертого. Привилегий немногих ветеранов было право первыми попасть туда после тревоги. Остальные выстраивались в длинную очередь на средней палубе все того же четвертого отсека. Это была самая демократичная советская очередь – звания, и возраст не имели. Под завистливыми взглядами Красильников и Марков спустились на нижнюю палубу четвертого в заветную курилку...
Круглолицый и улыбчивый мичман-ракетчик Вася Сыч, беззаботно насвистывая, поднялся на верхнюю приборную палубу четвертого. Вася никогда и никуда не торопился, кроме камбуза. Вот и сейчас он не спешил подменить Чепиженко, которого кто-то куда-то вызвал. Торопиться некуда – до прихода на базу еще целых пятьдесят восемь суток. А то, что на посту контроля ракет КСПО уже пять минут никого нет, тоже не страшно. Глянув на часы, Вася отметил время – 05.19 – пусть, потом Чепиженко отстоит за него на вахте в два раза больше, его сон стоит дорого. Но все это мгновенно вылетело из головы, когда он увидел горящую красным аварийным цветом третью панель контроля ракет и оцепенел:

АВАРИЙНАЯ ШАХТА № 6 ВОДА В ШАХТЕ – ВЕРХНИЙ УРОВЕНЬ
Автоматическое осушение шахты – отключено, все системы контроля ракеты в шахте – отключены.
Ревун аварийной тревоги – отключен.

- Где командир БЧ-2? У нас авария! Где он? – испуганно заорал Сыч в "Каштан" спецсвязи БЧ-2. - Не ори, придурок! – тут же отозвался из трюма четвертого Петрачков. Это всего лишь конденсат! Сообщи в центральный по телефону, и все!
- Какой конденсат! Шахта полностью затоплена!
- Заткнись!!! Делай, что приказано!

05.20 Красильников и Марков, переступив через гофрированный шланг от днища шестой шахты в трюм, уже открыли дверь в курилку, но, обратив внимание на необычную суету ракетчиков вокруг шестой шахты, старший механик все же спросил:
- Что за суета вокруг дивана? Откуда вода?
- Как всегда – сливаем конденсат из шахты из-за этой проклятой жары, - не оборачиваясь, буркнул Петрачков. - Что-то больно много конденсата, может... – но на большее его не хватило, и вслед за Марковым механик зашел в курилку, полностью сосредоточившись на предстоящем удовольствии от первой сигареты. Наверное, заядлые курильщики их поймут.
Замполит Сергиенко уже опередил их и курил в гордом одиночестве – еще бы, ведь ему не надо заниматься дифферентовкой или разбирать радиограммы, рассчитывать маневр отрыва от точки всплытия. У него более важное дело – ухитриться рассказать на политинформации о перестройке, смысла которой не понимал ни он, ни тот, кто ее придумал.
Желая показать свою причастность не только к перестройке, но и к лодочным делам, Сергиенко спросил:
- Чего там ракетчики копаются?
- А хрен их знает! Изображают работу, как всегда... – недовольный своим невмешательством отозвался механик. Смутная тревога вдруг охватила его.
"Покурю и тогда разберусь", - успокоил он сам себя.
- Четвертый! Что у вас случилось? – раздался из "Каштана" голос вахтенного офицера.
- Все нормально, просто сливаем конденсат.
- Есть, когда закончите –доложите на ГКП.
Почему все так спокойны? Почему никто не чувствует и не видит опасности? Непонятно...
Стоявшие на проходной средней палубе четвертого недовольно расступились, пропуская выскочившего из трюма Чепиженко.
Чего он носится? Демонстрирует усердие? Перед кем? Идиот...

05.24 Оттолкнув оторопевшего Сыча от пульта контроля, Чепиженко защелкал тумблерами, запуская оба насоса пятого отсека на осушение шестой шахты.
В это время старпом Владимиров безучастно и величаво проследовал в курилку.
В центральном царили тишина и спокойствие.
Британов не собирался сидеть, сложа руки в ожидании событий. К-219 – военный корабль, а не какой-нибудь буксир, снующий вдоль Невы.
Он решил повторить маневр резкого разворота и еще раз попытаться обнаружить подводную лодку противника. На этот раз без особых выкрутасов и надежды на успех. Просто этого требовала инструкция: "После каждого всплытия на сеанс связи выполнять маневр по прерыву контакта с возможно следящей подводной лодкой и последующим отрывом от точки всплытия под перископ с учетом возможного обнаружения противолодочным самолетом".

05.26 – Лево на борт! Ложиться на обратный курс! Боцман, всплывать на сорок шесть метров! Акустики – слушать внимательно! У меня есть предчувствие, что мы можем застать американцев врасплох еще раз. Американцы называли этот прием "сумасшедший Иван". Без малейшего предупреждения советская лодка выполняла крутой поворот. При этом чувствительные датчики, установленные на носу лодки, могли засечь следующего по пятам противника.
Но такой резкий маневр грозил лодкам столкновением. Американской лодке приходилось тормозить и самой выполнять внезапный поворот. Часто при этом ее винты "вырывали" в океане дыры, которые затем оглушительно схлопывались под действием огромного давления воды. Шум – это было именно то, чего от них добивался Британов. Собственное чутье, а вовсе не разведсводка из Москвы, говорило ему, что вражеская подводная лодка по-прежнему идет следом.