Игорь Курдин, Питер Хухтхаузен, Р. Алан Уайт.
РПКСН К-219

Если в кормовых отсеках еще как-то удавалось поддерживать сносные условия путем вентилирования в атмосферу, то в третьем отсеке, особенно в центральном посту, работать стало невозможно. Люди уже более пяти часов находились в средствах защиты. Все мыслимые нормативы давно истекли. И хотя никто и не думал жаловаться, тем более впадать в панику, чувство обреченности постепенно овладевало всеми. Первыми это поняли командир и механик.
- Пульт ГЭУ! Капитульский! Что с реактором?
Мокрый от пота, похожий на чудовище в своей маске, Капитульский давно утратил чувство реального времени. Как роботы, он и его подчиненные продолжали контролировать работу последнего реактора, обеспечивая агонизирующую лодку электроэнергией. Хотя лодка лежала в дрейфе, и турбина стояла, она все еще была готова к даче хода. Но понадобиться ли это?
- Мы контролируем реактор, но... Теперь, я думаю, он не нужен. Потому что с ним может произойти то же самое, что и с первым. Причем в любой момент.
- Вы сможете обеспечить вывод ГЭУ и расхолаживание реактора?
- Сейчас – да. Пока еще да.
- Если я правильно понял тебя, его надо глушить, и прямо сейчас?
- Так точно. Прямо сейчас.
При этом никто из них старался не думать о том, что произойдет, если они, а точнее автоматика, не сумеют заглушить оставшийся в работе реактор. Ведь в седьмой отсек войти уже невозможно!
- Так... Ну, хорошо. Готовьтесь к выводу установки...

23.15 Начата подготовка к выводу из действия ГУЭ левого борта.
Сейчас только в центральном и на пульте ГЭУ знали, что грозит им всем, если автоматика не сработает. За время аварии командир пережил уже многое, но этот момент был одним из наиболее критичных.
Когда-то Геннадий отмечал в записной книжке каждый ввод и вывод ядерной установки, но давно сбился со счета. Теперь он не имел права ошибиться, поскольку никто не сможет исправить его ошибку. Обычная, многократно выполняемая работа превратилась в проблему номер один.
Поэтому каждый про себя произнес: "Слава Богу!", когда услышал доклад с пульта:

23.30 – Сброшена защита реактора левого борта. Левый реактор заглушен всеми штатными поглотителями. Установка переведена в режим расхолаживания.
По погасшему, но через минуту восстановленному освещению стало ясно, что какое-то время аккумуляторная батарея, расположенная в первом и втором отсеках, позволит им продержаться. Кроме освещения батарея обеспечивала работу основных механизмов и, главное, насосов охлаждения обоих реакторов. Проблема ядерной безопасности была решена окончательно. Но что будет дальше? Как говорит штурман Азнабаев, проблемы надо решать по мере их поступления.
Очередная проблема не заставила себя ждать. Ровно через пять минут произошло короткое замыкание и возгорание пусковой станции гребных электродвигателей в десятом отсеке. И, хотя оно тут же было ликвидировано, стало ясно, что в кормовых отсеках больше делать нечего. Да и в носовых, пожалуй, тоже...
Британов поднялся на мостик и сорвал с лица уже опостылевшую маску. Те, кто был там, пристально вглядывались в своего командира. От него, и только от него, зависела сейчас их судьба, а значит, и жизнь. Именно теперь он царь, Бог и воинский начальник!
Сколько бессмысленных жертв принесено в угоду неприемлемому в мирное время принципу "Любой ценой!". Что может быть дороже человеческой жизни? Неужели цена пусть и стратегической, но почти отслужившей свой срок лодки?

"Ущерб, нанесенный государству от гибели ракетного подводного крейсера стратегического назначения К-219 под командованием капитана второго ранга Британова И. А., бортовой номер 845, постройки 18.11.71 г., составил 63 миллиона 299 тысяч 544 рубля без учета стоимости ядерного оружия."
Из материалов уголовного дела по факту гибели РПК СН К-219

Только командир Британов мог и должен решить сейчас, что дороже: лодка или люди. При этом он однозначно понимал, что одним из самых тяжких обвинений в его адрес будет упрек в трусости и преждевременном прекращении борьбы за живучесть лодки.
К великому сожалению, в то время степень героизма и желания спасти корабль зачастую оценивалась некоторыми начальниками количеством погибших, – чем больше погибло, тем больше сделано для спасения корабля. Мало погибло - значит, мало сделали для спасения.
Британов в одиночестве стоял на мостике и напряженно обдумывал ситуацию.
Многое было неясно, однако можно предположить, что четвертый отсек будет полностью затоплен, но это нестрашно – запаса плавучести хватит с избытком. Морская вода настолько раздавит остатки окислителя в отсеке, что разъедание корпуса должно прекратиться. Если при этом останутся герметичными смежные с четвертым третий и пятый отсеки, то лодка останется на плаву и ее можно буксировать, благо судов рядом хватает. Индивидуальные средства защиты на исходе, все отсеки, кроме концевых, в той или иной степени загазованы парами окислителя. Держать там людей – значит обречь их на верную гибель. Могут ли взорваться оставшиеся без контроля ракеты? Черт их знает, наверное, могут...
Экипаж борется за живучесть уже восемнадцать часов, люди просто обессилили. Значит, решение только одно – оставить минимально необходимое число людей на борту, а остальных эвакуировать. До следующего рассвета. Утро вечера мудренее. Может, к утру будет и настоящая помощь от ВМФ. Что-то они долго там думают. Правда, есть одно "но" - нет разрешения из Москвы на эвакуацию, но и времени запрашивать его тоже нет. Ладно. Бог не выдаст – свинья не съест!
- Старпом! Готовьте лодку к покиданию, - команда была отдана таким обыденным голосом, что старпом тут же переспросил:
- Не понял, товарищ командир? Насовсем или как?
- Или как. К утру вернемся. Со мной на борту останутся: стармех, ты, начхим и помощник. Собрать все оставшиеся средства защиты на мостик. Отсеки полностью загерметизировать. Выполняйте! Старшим на судне будет замполит. Кстати, где он?
- Похоже, у него сердечный приступ.
- Жаль. Тогда старший – Пшеничный. Передайте на "Красногвардейск" - прошу шлюпки к борту. Начинаю эвакуацию.
- Товарищ командир, а вы не хотите дождаться разрешения Москвы?
- Нет. Они слишком долго будут думать и согласовывать.
Разрешение командующего Северным флотом на эвакуацию будет получено только в 02.50 по московскому времени. Напомним, что местное время на пять часов отличается от московского. Британов успел закончить эвакуацию до наступления темноты. Потом его обвинят во многих грехах, но упрека в трусости и преждевременном оставлении корабля не будет.
Используя маломощные гребные электромоторы, Британову удалось развернуть лодку лагом к ветру, и теперь ветер относил в сторону ядовитый шлейф, продолжавший тянуться из шестой шахты. Эта предусмотрительность будет не лишней, когда на верхней палубе и мостике лодки окажутся сто пятнадцать измученных человек без каких-либо средств защиты. Не следовало забывать и о безопасности спасателей.

23.35 Отдраен аварийный люк десятого отсека.
Капитан третьего ранга Пшеничный поднялся по вертикальному трапу и потянул кремальеру, запирающую люк, на себя. Она поддалась неожиданно легко. Послышалось шипение выходящего из корпуса воздуха, и мощная пружина отбросила тяжелую крышку. Путь наверх был свободен.
Пшеничный поднялся еще на три ступеньки трапа, выглянул наружу и тут же отпрянул назад, захлопнув люк. Еще бы! Ведь первое, что он увидел, - громадный борт судна с надписью на английском языке: "Baltic Shipping Company"*. Ему, офицеру КГБ, сразу пришла в голову мысль: "Это чужой, а значит, вражеский корабль! Британов изменник! Он задумал сдать лодку врагу!"
Он спрыгнул вниз и под удивленными взглядами подводников нажал вызов центрального на "Каштане". ГКП не отвечал - видимо, пожар перерезал и эту трассу.
- Развернуть радиостанцию! Вызывайте центральный по УКВ. – Пшеничный действительно был опытным подводником: когда нет никакой связи, то вполне можно использовать аварийную УКВ-радиостанцию Р-105. Через пять минут он уже говорил с командиром.
- Командир! Это Пшеничный. В чем дело? Куда вы хотите эвакуировать людей?
- Как куда? На "Красногвардейск"!
- Но это не он! Это вражеский корабль! Я сам его видел! Я отказываюсь выполнять преступный приказ! Вы изменник!
- Ты что, отравился окислителем? Разуй глаза! Это советское судно!
Пшеничный недоверчиво оглянулся на окружающих и вновь поднялся по трапу и попытался открыть люк, но щеколду заело, точнее, она сломалась! Не хватало только остаться здесь из-за своей же сверхбдительности, точнее, идиотизма!
- Где мичман Буряк? Василий! Что с люком?
- Что-что... Он еще в базе того, значит, ломался, я, значит, после прихода его бы и починил, а теперь, значит...
- Ты что заладил как пономарь! Какая база?! Открывай теперь сам, долбосокол хренов!
- Сей момент, значит, сейчас и откроем, будьте покойны, значит...
Неужели они опять в ловушке, которую он захлопнул собственной рукой? После всего, что было, задохнуться, когда он уже видел небо?!
Двадцать бесконечных долгих минут показались всем вечностью. В тесной шахте аварийного люка мог поместиться, да и то с трудом, только один человек. Василий Буряк вообще-то не был разгильдяем, но, как и многие, слишком часто надеялся на авось. Слава Богу, работать он умел, поэтому Пшеничный не понукал и больше не орал на него, тем более что и сам чувствовал свою вину. Сопение, мат сквозь зубы и лязганье ключей, наконец, прервались звериным криком: "Открыл!!!"
В который раз им повезло?
Пшеничный сунулся под люк, но тут же его сверху окатило морской водой – волны перекатывались через палубу, а люк находился на самом хвосте лодки. Тем более нельзя медлить!
- Пошел все наверх! Первыми – раненых!

23.55 Личный состав кормовых отсеков организованно начал выход на кормовую надстройку.
До тех пор пока последний человек не вышел наверх, Валерий Пшеничный оставался внизу вместе с Буряком, фактически прикрывая отход товарищей.
На мачтах судов, лежащих в дрейфе рядом с лодкой, развевались красные флаги с золотым серпом и молотом в левом углу. А к наветренному борту уже подходили спасательные шлюпки. Как только первая из них отвалила от корпуса с ранеными на борту, Пшеничный быстро, почти бегом, направился на ракетную палубу к разорванной шахте, несмотря на протестующие крики с мостика. Если бы в этот момент ветер поменял направление, то ядовитый дым первым настиг бы его, а потом и остальных. Но им повезло!
Не доходя несколько шагов, он смог заглянуть в шахту. Она здорово походила на кратер вулкана: пузырящаяся вода, казалось, извергала оранжевый газ, а вздыбленная палуба дополняла картину. Никаких следов ракеты и боеголовки не было. Потом ему много раз будут задавать этот дурацкий вопрос:
"А вы лично убедились в отсутствии ракеты и ее ядерной боеголовки?"
А как же! Лично глянул и даже нырял! Но ее там нет, а на нет и суда нет.
Дурацкая присказка окажется пророческой – суда действительно не будет.
Но это потом, а сейчас Пшеничный не спеша, вернулся в корму. Как старший он покинул лодку на последней шлюпке.

- Почему не вынесли тела погибших?
- Они были в таком состоянии, что вытащить их через узкий аварийный люк не представлялось возможным. В первую очередь мы думали о живых. Я надеюсь, мертвые нас простят.
Из допроса капитана третьего ранга Валерия Пшеничного

С мостика командиру было трудно разглядеть лица людей на палубе. Но он все равно пристально разглядывал тех, кто вышел из преисподней, кто до конца боролся за жизнь лодки. Он почему-то вспомнил старый фильм о войне, когда последние защитники Брестской крепости покидали ее руины. Наверное, и его люди сейчас испытывали подобные чувства: огромную усталость и горечь от проигранного сражения, но и вместе с тем глубоко скрытную гордость за исполнение своего долга. И тогда Британов понял, что ни он, ни его экипаж никогда не будут стыдиться за себя. Да, наверное, они допустили ошибки, но их потери минимальны и оправданны, если вообще можно оправдать гибель людей.

Теперь я знаю, что благодаря Британову мой муж остался жив. Когда его в числе первых доставили на гражданское судно, он был без сознания. Еще немного, и спасти его было бы невозможно, как и семерых других, наиболее тяжелых. Я не знаю и не хочу знать, что там нарушил Британов, но знаю и не хочу знать, что там нарушил Британов, но знаю одно – он спас моего мужа. Он и судовой врач Геннадий Новиков.
Галина Кочергина, жена корабельного врача

...Последние три часа Евгений Азнабаев фактически руководил личным составом в первом и втором отсеках, куда их вывели из загазованного центрального поста в третьем отсеке. Так всегда бывает в жизни, когда старшим становится не тот, кто должен, а тот, кто может. Штурман заставил всех переодеться в чистое белье, но, не готовя их к смерти, а спасая от отравления пропитавшейся ядом одежды. Он буквально силой заставлял их выпить весь запас воды и мочиться прямо в раковины умывальников, чтобы промыть организм.
Перед выходом наверх штурман вернулся в третий отсек на свой боевой пост. Навигационный комплекс работал, работал в штатном режиме. Будучи профессионалом, до мозга костей, Евгений произвел необходимые переключения и перевел приборы в резервный режим. Может, они еще пригодятся?
Заглянув в штурманскую рубку, дергал ручку личного сейфа – замок заклинило. Беззлобно выругался, вспомнив о хранящемся там бумажке с традиционной заначкой. Денег не жалко, жаль любимую книгу "Вчерашние заботы", которая прошла с ним все автономки.
Мать т-т-твою! Да там же и его партбилет! Э, да ладно, разберемся...
С ним, как и с другими, действительно разберутся, просто и быстро – за халатное обращение с партийными документами, повлекшее их утрату, исключить из рядов КПСС... Из материалов расследования парткомиссии при политотделе войсковой части 90042

02.20 Окончена эвакуация личного состава. На мостике подлодки остались пять офицеров во главе с командиром. Собраны оставшиеся средства защиты: 15 ПДУ и 12 ИДА-59 сомнительной годности.

03.10 После получения разрешения командующего СФ на эвакуацию офицеры покинули лодку. Командир остался на борту. Один.
Стемнело. Черная туша атомохода безжизненно качалась на океанской зыби.
Оставшись в одиночестве, Британов попытался сосредоточиться на происшедшем, но мысли уносили его далеко отсюда. Как ни странно, но спать не хотелось. Он не притронется и к заботливо приготовленному интендантом запасу консервов, а только усмехнется, вспомнив недавно полученные советы из Москвы:
прекратите готовить пищу на камбузе, употребляйте больше соков и фруктов...
Замечательно! Неужели у них нет ни одного человека, который хотя бы помнит, что камбуз расположен в четвертом? А единственные фрукты на корабле – это яблоки. Вот жаль только, что последнее сожрали недели две назад. Знал бы, непременно сохранил бы для такого случая!
Аварийная партия вернется на лодку через двенадцать часов, с рассветом.

* Балтийское морское пароходство, Ленинград.