Игорь Курдин, Питер Хухтхаузен, Р. Алан Уайт.
К-219, 4 октября, 14.10

Это довольно странное чувство. Будучи моряком, всегда сочувствуешь тем, кто взывает в море о помощи. Но я знал, что на этой подводной лодке находилось несколько ракет, и даже вполне вероятно, что на трех из них было название моего родного города. В данном случае я чувствовал себя не так плохо.
Альберт Хант, капитан спасательного буксира "Паухэтэн" ВМС США.

C мостика подводной лодки Британов наблюдал за приближающимся к борту спасательным вельботом.
Океанская зыбь, почти нечувствительная для его огромной субмарины, прилично бросало ярко-оранжевый катерок.
"Хоть с погодой нам еще повезло", - почти безразлично отметил командир.
- Эй! На лодке! Примите швартовые! – прокричали с вельбота.
- В носу! Принять катер с левого борта! – отозвался Британов, но тут же осекся: он совсем забыл, что на лодке, кроме него, никого нет. Все последние двенадцать часов он не ощущал одиночества. Быть на мостике одному – привычное дело. А теперь придется поработать и простым матросом.
Первым на борт спрыгнул дед Красильников.
- Как дела, товарищ командир?
- Нормально, Петрович. Держимся помаленьку. Как экипаж? Кочергин?
- Более-менее. Когда утром этот монстр – механик рукой показал на ролкер "Анатолий Васильев", двенадцатиметровый борт которого даже с десяти кабельтов казался огромной стеной, - мы передали туда всех пораженных. Там нормальный лазарет и вполне приличный врач. Так что будем надеяться, что они выкарабкаются.
- Мы теперь имеем постоянную связь с Москвой по спутниковому телефону с "Васильева" - добавил поднявшийся следом Владимиров.
- Интересно. На контейнеровозе телефон есть, а на стратегическом ракетоносце допотопная УКВ-рация. Дорого, наверно. Почем и кто будет плавать за переговоры? – невесело усмехнулся командир.
- Для вас – бесплатно. – На мостик поднялся человек в щегольской тропической форме гражданского флота и с нескрываемым интересом оглядел Британова. Еще бы! Перед ним стоял командир атомохода, способного уничтожить пол-Америки. Он должен быть совершенно особенным человеком. Но перед ним просто усталый, совершенно обычный человек. И только взглянув ему прямо в глаза, гражданский моряк сразу понял – перед ним Командир. Настоящий.
Он машинально вскинул руку к козырьку фуражки и представился:
- Старший помощник капитана судна "Анатолий Васильев" Иванов!
- Не надо так официально, старпом. – Британов первым протянул руку. Меня зовут Игорь Анатольевич.
Крепкое пожатие выразило и его благодарность, и одновременное желание не говорить об этом вслух. Все-таки неприятно чувствовать себя в роли потерпевшего кораблекрушение, тем более военно-морскому командиру перед гражданским. Иванов понял это и не осуждал.
- Кто у нас на связи?
- Пшеничный и Азнабаев.
- А замполит?
- Он по-прежнему болен. Лежит пластом после операции.
- Какая еще операция?
- Чирей. Ему вскрыли чирей на заднице. Большая потеря крови... – механик открыто издевался над весьма своевременной боязнью замполита.
- Ладно, бог с ним. Что говорит Москва?
- Она запрашивают состояние лодки и готовность к буксировке.
- А где судно-спасатель "Агатан"? А где самолеты с защитными средствами? Где, я вас спрашиваю?
Британову стало неудобно за себя, но еще больше за московских начальников, которые свалили всю тяжесть и опасность спасательной операции на гражданских моряков, которые совершенно не подготовлены к этому. И это не их обязанность рисковать жизнью у борта готовой взорваться атомной лодки! Не удержавшись, командир сплюнул.
Окружавшие его офицеры промолчали, но полностью понимали и поддерживали своего командира.
- Ладно, Москва далеко, им виднее... Займемся осмотром лодки.

По приказанию командира вместе с механиком и торпедистом Юрием Зубовым я три раза спускался через аварийный люк первого отсека внутрь лодки. Корабль был полностью обесточен, и было немного жутковато...
Командир шестого отсека старший лейтенант Сергей Скрябин.

Посветив вокруг фонариком, Красильников произнес:
- Давай посмотрим, что у нас там. Иди за мной.
Они двинулись вперед по темному, казалось, дышащему неизвестностью проходу третьего отсека. Чем ближе они подходили к кормовой переборке, за которой находились ракеты, тем жарче становилась стальная палуба под ногами. Перед люком в ракетный, четвертый отсек они остановились.
В отличие от первого и второго, незагазованных отсеков, здесь была смертельная концентрация паров окислителя, поэтому защитные маски были совершенно необходимы. Но они же последние! Еще сорок минут работы – и всё! Больше они не смогут вернуться сюда, а значит, сейчас надо сделать все необходимое, а там, глядишь, и самолеты прилетят. Но это не его забота, стармех привык рассчитывать только на себя и верить лишь тому, что видел сам. Именно поэтому он протянул руку и потрогал переборку.
- Черт! – рука машинально отдернулась от раскаленного, как утюг, металла.
Значит, пожар в ракетных отсеках продолжается. Сколько еще смогут выдержать оставшиеся ракеты? Час, два? Или несколько секунд?
Э, ладно! Чему быть – того не миновать!
Механик присел на корточки и осторожно потрогал низ переборки. Она была мокрая и холодная. Так... Сверху огонь, снизу вода и медные трубы посредине. Полный "абзац"...
Он потянул Скрябина за рукав, и они продолжили путь, но не на выход, как надеялся молодой офицер, а вниз, на пульт управления реакторами. Не то чтобы механик не боялся за свою жизнь и ему не было страшно, просто эта была его работа. Его и его людей. А значит, он ее должен сделать. Наверное, он бы очень удивился, если бы кто-то назвал его действия героизмом и самопожертвованием... Работа она работа и есть. И если есть еще шансы спасти лодку, он их использует.
После темноты коридора на пульте ГЭУ было почти светло от многочисленных светящихся мнемосхем электроэнергетических систем корабля. Еще недавно им казалось, что лодка практически мертва, но здесь они увидели, как все еще работают насосы, продолжая расхолаживать заглушенные реакторы. Это вселяло надежду на возможность спасания лодки, а после того как им удалось, хоть и вручную, продуть носовую группу цистерн главного балласта, надежда почти переросла в уверенность. Убедившись напоследок в надежности глушения реакторов по показаниям контрольных приборов и еще раз, мысленно поблагодарив Бога и конструкторов, они перешли во второй отсек.
Аккумуляторная батарея разрядилась всего на тридцать процентов, и печи дожигания взрывоопасного водорода исправно работали в автоматическом режиме. Торпеды в первом отсеке в данной ситуации никакой угрозы не представляли.
Выбравшись из отсека на носовую надстройку, Красильников сорвал с лица опостылевшую маску, вытер ладонью мокрое лицо и, неожиданно для всех, широко улыбнулся.
- Живая, зараза! – с неподдельным восторгом заорал дед, которого никто и никогда не мог и близко заподозрить в сентиментальности. – Ежели ракеты до сих пор выдержали, авось и теперь не взорвутся.
- Ты уверен? – Британов недоверчиво в упор смотрел на радостного механика.
- Стопроцентной гарантии, конечно, не дам, но если кислота не разъест переборки, а она сейчас сильно разбавлена морской водой, то лодка останется на плаву, а там, глядишь, и до базы дотянем.
За последнее время это был самый обнадеживающий доклад.
- Хорошо бы еще и спасатель подошел, тогда мы сможем по-настоящему продолжить борьбу за живучесть. И еще. Нам совершенно необходимы средства защиты, без них в лодке делать нечего.
- Товарищ командир! Смотрите! К нам идет еще одно судно! Это наш спасатель! – Для многих слово "спасатель" прозвучало как "спаситель", но, внимательно вглядевшись в приближающейся силуэт, командир разочаровано процедил:
- Это действительно спасатель. Да только не наш. У него американский флаг...

А нам и сегодня непонятно, почему специально оборудованное советское военно-морское судно-спасатель "Агатан" так и не вышло из своей базы на Кубе. Но тогда почему, спросите вы, не приняли предложенную помощь от американцев? Задайте этот вопрос любому военному моряку, который служил в то время, и он рассмеется вам в лицо. Принять помощь от врага тогда было равносильно сдаче в плен. И никакие причины, в том числе и опасность для жизни людей, не могли бы послужить оправданием, вздумай командир искать помощи у "вероятного противника". Когда после гибели в апреле 1989 года уникальной атомной подводной лодки "Комсомолец" в Норвежском море среди многих ранее никогда не задававшихся вопросов возник и такой: "А почему не запросили, а в последствии даже отказались от помощи норвежцев?", первым, хотя и неофициальным, был честный ответ: "Да потому, что Норвегия член НАТО!" Это уже потом появилась официальная версия о неэффективности их возможной помощи, о слишком большом подлетном времени, мол, все равно бы не успели... А вдруг бы успел их вертолет "Си Кинг" и спас, пусть хотя бы одного, подводника? Но это сегодня, а тогда ни у кого, в том числе и у Британова, не могло появиться и мысли просить о помощи американский спасатель "Паухэтэн".

- Действительно, это американский. Две трубы, большая надпалубная надстройка на носу, на корме нет ничего, кроме буксирных снастей. Бортовой номер сто шестьдесят шесть.
Но не надо и идеализировать американцев. В данном случае их намерения более напоминали пиратство.
"Они не посмеют", - подумал Британов. Но что толку говорить о морских законах, когда речь идет о трофее? Как бы отреагировало мировое сообщество, если бы американцы нашли брошенную подводную лодку и решили присвоить ее себе? Неужели у них хватит на это наглости?
- Сколько до него, старпом?
- Не более десяти кабельтов. Они остановились и наблюдают.
Хотят посмотреть, взорвемся ли мы. Повернувшись к Владимирову, он произнес:
- Соединитесь с капитаном "Красногвардейска". Пусть готовятся к буксировке. Передайте Пшеничному информацию об осмотре лодки – для доклада в Москву. Запросите время прилета самолетов и подхода спасателя. И заодно сообщите, что американский спасатель уже здесь – пускай они поторопятся.
- А как насчет ракет, товарищ командир? – спросил старпом.
- Дома разберемся, - ответил Британов. – Я уверен, что теперь они уже не взорвутся. Боцману приготовить аварийное буксирное устройство – скоро оно нам понадобится. А я пока прикорну на мостике. Ежели что – буди.
На самом деле Британов был вовсе не так в уверен в безопасности ракет, но ни в коем случае не собирался показывать это окружающим.