Н.Мормуль.
ПЕРВАЯ АВАРИЯ ЯДЕРНОЙ УСТАНОВКИ В МОРЕ НА СОВЕТСКОМ АТОМОХОДЕ
Трагический список потерь советского атомного подводного флота начнем с аварии на "К-8" - третьей атомной лодке, построенной на стапелях Северодвинска. Вступила в состав ВМФ в 1959г.(первый командир - капитан 2ранга В.П.Шумаков, командир БЧ-5 Е.П.Бахарев). Первая авария ядерной установки в море произошла на ней в октябре 1960г. Экипаж справился с аварий, и лодка самостоятельно вернулась на базу.
Привожу воспоминания командира дизизиона "К-8",ныне контр-адмирала Л.Б.Никитина.*
"Дату аварии - 13октября 1960г. - помню хорошо, так как это и день моего рождения.
Лодка готовилась к подледному плаванию, отрабатывая в полигонах боевой подготовки отдельные элементы управления, специфические для плавания в Арктике.
Как раз при вручении мне командиром праздничного торта в кают-компании из центрального поста прозвучала команда, узнал от вахтенного инженер-механика А.Н.Татаринова о большой потере запаса питательной воды.
В турбинном отсеке, оценив обстановку, я со старшиной 1 статьи Т.Г.Шевченко приступил к ликвидации аварии. Работа подходила к концу, когда, находясь глубого в трюме среди работающих механизмов,мы поняли, что наверху что-то случилось - по беготне и большому количеству команд по боевой трансляции.
Послав Шевченко наверх для руководства личным составом отсеке, я устранил неисправности и вышел наверх. В отсеке было пусто. В это время из пульта управления ГЭУ стали поступать команды, связанные с выводом обоих реакторов и турбин из действия, что мне пришлось выполнять. Объясняясь с пультом управления ГЭУ, я с ужасом обнаружил значительное изменение условий прохождения звука в отсеке и догадался, что это связано с выходом в турбинный отсек вместе с паром второго контура газа из компенсаторов объема первого контура (в то время использовался гелий). Очевидно, произошел разрыв парогенератора. Сразу же предложил Е.П.Бахареву начать проливку реактора для предотвращения перегорания стержней урана, но это не дало положительных результатов, о чем через некоторое время сообщил Бахарев. Как потом выяснилось, в штатном трубопроводе оказалась заглушка, поставленная туда при строительстве корабля (видимо, для провевки систем на герметичность). Меня к этому времени вывели в центральный пост. Концевые отсеки интенсивно вентилировали в связи с большой радиационной загрязненностью. Я предложил смонтировать нештатную систему проливки реактора, что потом и выполнил вместе с Шевченко и Фурсом - старшиной трюмных реакторного отсека. Система оказалась эффективной, температура реактора стала быстро падать. Для пролива использовали и пресную воду.
Подводная лодка между тем шла в базу. Почти у всех наблюдались первичные признаки лучевой болезни - рвота, головная боль. Корабельный врач выдал облученным лекарство.
В базе быстро отправили всех отдыхать, остался только личный состав первого дивизиона, которым я командовал, для приведения в исходное состояние систем ГЭУ и проведения периодического расхолаживания установки. Оценить в море загрязненность концевых отсеков не могли, так как приборы зашкаливали. В базе оценку сделали, но она была уже не первичной. Знаю только, что после приведения систем ГЭУ в исходное состояние нас на контрольно-дозиметрическом пункте отмывали около трех часов. В результате такой "отмывки" у меня на спине почти не осталось кожи. На другой день прибывший из Москвы специалист по радиационной медицине отобрал по внешним признакам группу из 13-ти человек, в которую вошел и я. Нас отправили в Полярный, в госпиталь, где спешно открыли специальное отделение. Там кроме меня прошли лечение А.Н.Рубайло, Н.Д.Скворцов, В.Бондаренко, Тимошин, Т.Г.Шевченко, Фурс, М.Б.Джанзаков (остальных не помню). Прошли скорее обследование, чем лечение. Никаких отметок в медицинских книжках, кроме регистрации, у нас не было. Однако меня, например, не допускали к работе с ионизирующими и радиоактивными источниками три года. Нам лишь сообщили, что мы получили по 180-200 бэр, но это не очень много, и обнадежили:все пройдет.
Объективно свои ощущения в тот момент могу охарактеризовать так:повышенная утомляемость, непроходящее ощущение усталости, потливость (особенно ладоней и ног), плохой сон, повышенная нервозность, возбудимость, нетерпимость к окружающим. Неприятно удивило нас выпадение волос уже после госпиталя.
Экипаж лодки в целом сохранился, но из 13-ти человек, прошедших обследование, матросов и старшин срочной службы отправили в запас, офицеров и сверхсрочников спросили, где хотят служить, и по возможности перевели. В.Бондаренко ушел на дизельные лодки, а затем через пять лет вернулся в учебный центр, А.Н.Рубайло вскоре тоже туда перевелся. Я длительное время был за штатом, так как не соглашался на береговые долности, а затем все-таки получил назначение в экипаж. Т.Г.Шевченко длительное время служил в учебном центре, затем вновь, уже мичман, плавал на подводных лодках второго поколения. Он как-то сказал, что старшина 1 статьи Фурс умер через два года после демобилизации, то есть в 1962г. Явилась ли эта смерть результатом переоблучения, не знаю, но думаю, что да, ведь ему в то время было 22 года.
* Никитин Л.Б. - один из первых подводников-атомщиков. После окончания Высшего военно-морского инженерного училища им.Дзержинского был назначен на "К-8". Получив серьезную дозу облучения во время аварии, категорически отказался списаться на берег. Был назначен командиром БЧ-5 на головную атомную подводную лодку, строившуюся на судоверфи "Красное Сормово" в Горьком. С должности заместителя командующего флотилией демобилизовался, живет в Риге.
|
