Александр Михайлович Покровский
РЕЧЬ

Речь готовили долго. Считалось, что во время дружеского визита наших кораблей во французский город Марсель каждому придется сказать речь. Приказали всем заранее ее написать, и все написали. Потом всех вызвали куда надо и прочитали, что же они там написали. Потом каждому сказали, что это не речь, а откровение опившейся сивой кобылы и галиматья собачья.
Всем приказали переписать этот бред, и каждый обложился журналами, газетами, обозрениями и переписал. Опять прочитали и сказали: "Товарищи! Ну так же нельзя!" После чего всех усадили за общий стол и продиктовали им то, что им надо говорить. Затем подскавали, как нужно говорить и когда нужно говорить. Сказали, что лучше не говорить, если за язык не тянут.
Затем каждому внесли в речь индивидуальность на тот случай, если придется говорить всем одновременно. Затем еще раз все проверили, окончательно все, что надо, причесали, где надо подточили и заострили. Вспомнили и припустили красной нитью. Каждому сказали, чтоб он выучил свою речь наизусть. Предупредили, что проверят. Установили срок. Проверили. Сказали, что надо бы почетче. Установили новый срок. Снова проверили и удостоверились, что все идет нормально. Потом каждому вложили речь в рот, то есть в карман, я хотел сказать, и поехали в город Марсель.
В городе Марселе оказалось, что все наши являются дорогими гостями мэра города Марселя, поэтому всех повезли в мэрию. Там был накрыт стол и на столе стояло все, что положено:
бутылки, бутылки, бутылки и закуска.
Слово взял мэр города Марселя. Он сказал, что он безмерно рад приветствовать на французской земле посланцев великого народа. После этого было предло-жено выпить. Все выпили.
Прошло два часа. Пили не переставая, потому что все время вставал какой-нибудь француз и говорил, что он рад безмерно. Потом все французы, как по команде, упали на стол и заснули. Во главе стола спал мэр города Марселя. За столом остались только наши. Они продолжали: собирались группами, поднимали бокалы,о чем-то говорили, спорили...
В конце стола сидел седой капитан второго ранга из механиков. Красный, распаренный, он пил и ни с кем не спорил. Он смотрел перед собой и только рюмку к губам подносил. Как-то незаметно для самого себя он залез во внутренний карман и выудил оттуда какую-то бумажку. Это была речь. Механик удивился. Какое-то время он смотрел в нее и ничего не понимал.
- ...В то время, - начал читать он хорошо поставленным голосом, отчего все за столом притихли,
- Ко-гда оба наши наро-да-а...
Механик выпучил глаза, он ничего не понимал, но читал:
- Оба... ну ладно... и-дут, идут... и-ик...
У него началась икота, которую он мужественно преодолевал:
- Идут они... родимые... и-ккк!.. в ис-сстори-ческиймомент... и-к....
Его икание становилось все более глубоким, наши за столами улыбались все шире:
- В этот момент... ик... всем нам хочется... ик... хочется нам, понимаешь...
- Ики следовали уже сплошной чередой, улыбки за столом превратились в смех,смех - в хохот.
Мех остановился, улыбнулся, запил икоту из фужера и, глядя в бумажку, сказал мечтательно: "От сука, а?.."