Александр Михайлович Покровский
ПО ПЕРСИДСКОМУ ЗАЛИВУ

Тихо. По Персидскому заливу крадется плавбаза подводных лодок "Иван Кожемякин".
На мостике - командир. Любимые выражения командира - "серпом по яйцам" и "перестаньте идиотничать!". Ночь непроглядная. В темноте, справа по борту, угадывается какая-то фелюга береговой охраны. Она сопровождает нашу плавбазу, чтоб мы "не туда не заехали".
- Ракету! - говорит командир.
- А то в эту темень мы его еще и придавим невзначай, извиняйся потом по английски, а я в школе, если все собрать, английский учил только полчаса.
С английским у командира, действительно... запор мысли, зато уж по-русски - бурные, клокочущие потоки. В Суэцком канале плавбаза головной шла, и поэтому ей полагался лоцман. Когда этот темный брат оказался на борту, он сказал командиру:
- Монинг, кэптан!
- Угу, - ответил командир.
- Хау ду ю ду?
- Ага.
А жара градусов сорок. Наших на мостике навалом: зам, пом, старпом и прочая шушера. Все в галстуках, в фуражках и в трусах - в тропической форме одежды. Из-под каркаса протекают головы. Это кэп всех вырядил: неудобно, вдруг "хау ду ю ду" спросят.
- Ду ю спик инглиш?
- Ноу.
- О, кэптан!
Кэп отвернулся в сторону своих и процедил:
- Я ж тебя не спрашиваю, макака-резус, чего этоты по-русски не разговариваешь?
Ночью все-таки получше. Прохладней.
- Дайте им еще ракету, - говорит командир, - чего-то они не реагируют.
Плавбаза стара, как лагун под пищевые отходы. Однажды дизеля встали - трое суток плыли сами куда-то тихо в даль, и вообще, за что ни возьмись, все ломается.
Катерок опять не отвечает.
- А ну-ка, - говорит командир, - ослепите-ка его
прожектором! Пока нашли, кому ослеплять, чем ослеплять, прошло немного времени. Потом решали, как ослеплять. Посланный включил совсем не то, не с того пакетника, но то, что он включил, кого-то там чуть не убило. Потом включили как надо, но опять не слава Богу.
- Товарищ командир, фазу выбило!
- Ах, курвы, мокрощелки вареные, электриков всех сюда!
Уже стоят на мостике все электрики. Командир, вылив на них несколько ночных горшков, успокаиваетсяи величаво тычет в катерок.
- Ну-ка, ослепите мне его! Прожектор включился, но слаб, зараза, не достает.
Командир смотрит на механика и говорит ему подрядтри наши самые любимые буквы.
- На камбузе, товарищ командир, есть, по-моему, хорошая лампочка, - осеняет механика, - на камбузе!
- Так давайте ее сюда.
С грохотом побежали на камбуз, вывинтили там, с грохотом прибежали назад, ввинтили, включили - чуть-чуть лучше.
И вдруг - столб огня по глазам, как солнце, ни черта не видно, больно. Все хватаются, защищаются руками. Ничего непонятно.
Свет метнулся в сторону, все отводят руки от лица. Ах, вот оно что: это катерок осветил нас в ответ своим сверхмощным прожектором.
- Товарищ командир, - спросили у кэпа после некоторого молчания, - осветить его в ответ прожектором?
- В ответ? - оживает командир. - Ну нет! Хватит!
А я еще, старый дурак, говорю: ослепите этого братана из Арабских Эмиратов. Ха! А мне бы хоть одна падла сказала бы: зря вы, товарищ командир, изготовились и ждете, зря вы сусало свое дремучее раздолдонили и слюни, понимаешь, ожидаючи, напустили тут целое ведро. Нет! А я еще говорю: ослепите его! Мда! Да если он нас еще разик вот так осветит своим фонариком, мы все утонем! Ослепители! Свободны все, великий народ! Пустеет.
На мостике один командир. Он страдает.