Евгений Кукаркин
ПРОЕКТ 48

http://www.geocities.com/SoHo/Nook/8114
ПРОЛОГ

"Барракуда", - это несчастье моей биографии.
Все шло хорошо, я быстро поднимался по ступенькам воинских званий, достиг должности старпома и вот... этот поход на подводной лодке типа "Барракуда" сорвал все...
А начиналось это так.
Слаженности в команде совсем нет. Офицеры переругались и смотрят друг на друга зверем, среди матросов и старшин слабая дисциплина и иногда можно нарваться от них на мат и оскорбление. Капитан, милейший Михаил Иванович, слушать не хочет обо всех беспорядках и все пытается взвалить на меня и замполита. - Ну что вы все о лейтенанте Копейкине, - ласково говорит он мне, - молодой, неопытный, только вышел после училища и тут трудное испытание, конечно не всякий выдержит. Шутка ли, почти год под водой плаваем, здесь всякий взвоет.
- Но он оскорбил старшего по званию...
- Сорвался. Поговорите с ними, пусть помирятся.
- У ракетчиков тоже срыв...
- Знаю. Вас двое, вы и замполит, вот и сглаживайте настроение команды.
- Есть. Вы не пойдете на обход?
- Нет. Сходите вы, Александр Данилович.
Я прихожу в центральный пост. Здесь деловая тишина, штурман, капитан третьего ранга Морозов за своим столиком читает какую то книгу. Капитан-лейтенант Соколов и лейтенант Копейкин играют в морской бой. Операторы, акустики и рулевые тупо смотрят на свои приборы, каждый думает о чем угодно, только не о службе. Самый нелюбимый член команды, замполит Козырев, мается без дела и шагами меряет небольшое пространство поста. При моем появлении, все встряхиваются и выжидающе глядят на меня.
- Капитан-лейтенанты Козырев и Соколов со мной на обход.
Соколов нехотя отрывается от листка бумаги.
- А чего я то...
Я начинаю наливаться злобой. Подхожу к нему и, наклонившись к уху, тихо говорю.
- Чтобы я слышал это в последний раз.
По его глазам вижу, что все понял. Однажды был неприятный случай, я сорвался, когда старший лейтенант Миронов, командир носового БЧ, два месяца назад огрызнулся мне, после того, как я сделал ему замечание. Пришлось вызвать его к себе в каюту и произвести короткое "нравоучение". Естественно, после такого метода воспитания, врач прописал ему бюллетень на три дня, признав, что его клиент неосторожно наткнулся на люк переходного отсека. С тех пор Миронов затих и боязливо вздрагивал, когда я появлялся в его БЧ. Это не первый случай моих идиотских действий, поэтому офицеры и матросы иногда побаиваются этих диких взрывов.
Соколов поднимается и послушно идет за мной, замполит услужливо топает впереди, открывая переходные люки. Мы начинаем осмотр с носа подлодки, здесь хозяйство Миронова. Все у него вылизано и сверкает чистотой. Торпедные аппараты надраены, матросы побриты и выглядят молодцами, только взгляды некоторых злобны и недружелюбны. Особенно косые взгляды сопровождают замполита, а тот этого не замечает, уже прицепился и понес...
- Старший лейтенант, а почему вы смазали цилиндры? Здесь же можно запачкаться...
- Мы, то есть я...
- Что значит мы? Вы старший или нет?
- Капитан- лейтенант, - пытаюсь остановить я замполита, - у нас нет времени, перейдем в следующий отсек. У вас все в порядке, товарищ старший лейтенант, продолжайте службу.
Чувствую за своей спиной ухмылку Соколова.
В жилом отсеке, как всегда полу порядок. Часть матросов и старшин после смены спит, две группы собрались за столами и отчаянно рубятся в домино, кто читает, кто пишет, а кое-кто от безделья жует... Замполит в отчаянии бегает от койки к койке и сверяет их заправленность по расположению полос на одеялах.
- Здесь нет никакого порядка, - в отчаянии говорит он мне.
- Пойдемте дальше, не будем мешать людям отдыхать.
Проскакиваем центральный пост и попадаем в царство Соколова. Это пост ракетной стрельбы. Дежурные офицеры и матросы дремлют на своих местах. При нашем появлении все оживают и принимаю деловой вид. Здесь все без замечаний.
Теперь ракетный отсек. Здесь почти порядок. Все портит один неряха, матрос Наливайко третьего года службы, его замполит поймал, когда он дрых, спрятавшись за трубами.
- Вставай. Как фамилия?
Уже год повторяется одно и тоже. Наливайко нарочно медленно поднимается и вдруг, встретившись с моим взглядом, поспешно вскакивает.
- Извините, товарищ капитан второго ранга, вздремнул малость.
- Что значит вздремнул? - бьется в истерике замполит. - Что за бардак в вашей боевой части, товарищ капитан-лейтенант, - резко поворачивается он к Соколову.
- А что произошло? - невинно спрашивает тот. - Матрос Наливайко после дежурства сморило и он, чтобы не мешать экипажу, решил отдохнуть в весьма неуютном месте. Я считаю, что матрос совершил мелкий проступок и его своей властью накажу.
- Что значит мелкий проступок? Это нарушение дисциплины. Я требую, чтобы его наказали построже. У вас, товарищ капитан-лейтенант...
- Отставить, - останавливаю перебранку. - Командир БЧ сам разберется в своем хозяйстве и наверно сумеет решить вопрос со своим подчиненным.
Мы передвигаемся к следующему отсеку. Реакторный проскочили быстро и задерживаемся в машинном.
- Чем это у вас пахнет? - спросил я у "деда", капитана третьего ранга Габрелидзе.
- А черт его знает. У меня в носу все запахи перемешались.
- По моему гарь...
- Да не чую ничего. Может какой-нибудь узел перегрелся. Гоголев... посмотри...
Старшина, сидящий за пультом, лениво встает, делает деловой вид и начинает суетится, обходя все агрегаты. - До базы дойдем, перепроверим все..., - успокаивает меня Габрелидзе.
- До базы еще далеко...
- Выкрутимся. В первый раз что ли.
Замполит, как волк, бегает по отсеку, выискивая нарушения.
- Чего это он? - спрашивает "дед".
- Дисциплину нагоняет, - ухмыляется сзади Соколов.
- Не иронизируй, сам то не лучше..., - усмехаюсь я.
- Извините, Александр Данилович, сорвалось... Знаете как все надоедает, когда каждый день и ночь одно и тоже. Служба на подводном крейсере, как место провождение в тюрьме.
- Мне бы эту тюрьму, - ворчит Габрелидзе. - Как выпустили это корыто в действующий флот, так все время одни неполадки, то турбины, то генераторы, то электрооборудование, то механика и все к черту, все негодно, все надо исправлять на ходу. Крутимся как дьяволы, нет даже отдыха.
- На кой хрен, нас загнали на эту неисправную посудину? - негодует Соколов.
- Служить.
- Вон кто служит, наша клизма сюда идет, - кивает Соколов на Козырева.
- Выслуживается, сволочь, - буркнул Габрелидзе.
Подходит замполит и возмущенно разводит руками.
- Это не отсек, это помойка. Там разлито масло, в углу я нашел кучу ветоши, а старшина второй статьи Парамонов, грязный как свинья.
- Вы наведете порядок, Давид Георгиевич? - спрашиваю я "деда".
- Сделаем.
- Тогда пошли дальше к кормовому отсеку.
Заходим в турбинный отсек, здесь только пять человека, они контролируют работу турбин и генераторов. Козырев пометался по отсеку и не найдя ничего разочарованный подошел к нам.
- Здесь относительный порядок.
Проверка закончена и я в своей каюте заполняю журнал обхода. Вдруг захрипел динамик: "Старпома просят в центральный пост".
Что еще там произошло?
В центральном паника. Здесь находится большинство офицеров и сам капитан, у некоторых встревоженные лица. Козырев, бледный как смерть лепечет, стоя перед командиром.
- Мы все проверяли и старпом сразу указал главному механику на появление гари, а тот отмахнулся, заявив, что это перегрелись узлы...
- Что сейчас там происходит, можете сказать?
- Последнее сообщение по внутренней связи от Габрелидзе поступило две минуты назад. Он сообщил, что у него пожар и я, - объясняет Морозов, - туда вызвал пожарный дивизион и вас... в центральный.
- Ну и что?
- Через минуту с нами связался мичман Брюханов, он сказал, что пожар бушует в шестом отсеке, что похоже Габрелидзе и пожарный дивизион не могут справиться с огнем...
- Связь с Габрелидзе есть?
- Молчит.
- Сходите туда, Александр Данилович, разберитесь, что там твориться, - обращается ко мне капитан.
Я прохожу мимо ракетного поста и с тревогой думаю, что если затопить машинный отсек в подводном положении, то нельзя гарантировать, что лодка не потонет.
В реакторном отсеке дико воняет горелой краской. У задраенной двери в машинный отсек стоит несколько матросов и мичман Брюханов. Они замолкают при моем появлении.
- Что там?
- Там все бешено горит. Габрелидзе впустил пожарный дивизион и задраил двери.
Рядом ошалело мотает головой обгорелый салага Костюченко из механиков.
- Отчего начался пожар, ты видел? - обратился я к нему.
- Это... За левым электрощитом обшивка покрылась темным цветом и стала дымить. Мы не сразу это заметили. Потом старшина первой статьи Гоголев почуял что то неладное и с разрешения "деда", залез между щитом и корпусом лодки и острым предметом рванул обшивку, а от туда как полыхнуло огнем... Старшина закричал..., схватился за голову и упал. Мы стали вытаскивать его, а огонь уже понесся по левому борту. "Дед" мне кричит: "Вытаскивай старшину и задраивай переборку. Мы справимся." Я потащил старшину сюда. Пока пытался его привести в чувство, прибежал пожарный дивизион и ушел туда за переборку...
- Где старшина?
- Увели в медпункт.
- Почему же от них ни слова?
- Связь отключилась, товарищ капитан, - подсказывает мичман Брюханов. - Да и как она может возникнуть, посмотрите на переборку.
Краска переборки в левом углу вспучилась и начала дымить. Неужели там все люди погибли?
- Я пошел в центральный, через каждые три минуты докладывайте мне обстановку.
Пост по прежнему встревожен, Офицеры тихо переговариваются, только Морозов и капитан работают над картой, уточняя местонахождение лодки. Когда я вошел, капитан подозвал меня к себе.
- Что там, Александр Данилович?
- Плохо дело. По всей видимости, нам надо затопить шестой отсек. Лодку надо поднять и запросить у своих помощи. - Если затопим шестой, сразу останемся без хода. К тому же отрежем седьмой, а там люди...
- Выхода нет.
- Как обстановка в реакторном?
- Переборки уже начали дымиться...
Капитан мучительно колеблется.
- Времени нет, Михаил Иванович, - настаиваю я, - надо срочно подниматься и топить шестой отсек.
- Почему от Габрелидзе нет сообщений?
- Мне кажется мы опоздали, Габрелидзе и люди уже погибли.
- Говорит пятый отсек, - зашелестел динамик, - переборки дымят, мы их поливаем водой, но температура повышается.
- А как дела в седьмом отсеке?
- Никто не знает.
- Дайте команду, Александр Данилович, приготовиться к всплытию и пусть радисты дадут команду СОС. Свежий воздух ворвался в лодку. Замполит вместе с сигнальщиками убежал на верх.
Командир дал команду на затопление шестого отсека и продувку пятого. Вдруг лодку тряхнуло так, что мы подпрыгнули, глухой гул пошел по отсекам.
- Говорит пятый, - торопливо сообщил динамик. - В шестом при затоплении произошел взрыв. Наблюдается трещина в переборке. Вода хлещет в реакторный.
- Что же происходит? - стонет капитан.
- Поздно затопили. В отсеке перегрев и, после поступления воды, поднялось давление от избытка пара. Дайте команду перекрыть доступ воды в шестой, иначе затопим пятый. Я иду в реакторный.
В ракетном отсеке неспокойно. Несколько матросов стоят у переборки.
- Откройте люк, - прошу их.
- Нельзя, товарищ капитан второго ранга, - говорит матрос Уфимцев. - Там вода поднялась...
- Люди ушли из пятого?
- Нет. Осталась вся дежурная смена и несколько человек, которые пытаются остановить воду.
- Связь есть.
- Вот, товарищ капитан второго ранга, - матрос протягивает мне ларингофон и наушники. - Связь с ними плохая, но мы поняли только одно, вода очень горячая, она поднялась выше люков переборок, но ее уровень установился. Люди там варятся в кипятке. Они без команды глушат реакторы и нас почти не слышат.
- Свяжите меня с центральным.
Я по громкой связи, прошу открыть реакторный, чтобы немного слить с реакторного воду и спасти людей. - Делайте как считаете нужным, старпом, - ответил мне неузнаваемый голос капитана, - похоже загорелся кормовой отсек. Если его сейчас тоже залить, то лодка примет на корму несколько тонн воды и может клюнуть. - Откуда вы узнали, что горит кормовой?
- У нас на пульте сигнал аварии...
- Постарайтесь пока его не затапливать, пусть выгорает, таким путем мы хоть продлим жизнь лодки.
Затянулась пауза. Я понимаю капитана, отсек выгорит вместе с находящимися там людьми, и я, и он ответственны за них.
- Я согласен, а к вам предложение, откройте люки до центрального поста, таким образом понизите уровень воды и еще... нужно вытащить, тех кто уцелеет. Все что можно, заглушите - заглушите, лишних людей выгнать на верх со спасательными средствами.
- Я понял. Связи конец.
Ко мне подскакивает матрос Уфимцев.
- Товарищ капитан второго ранга, разрешите мне открыть люк?
Я смотрю на худощавого парнишку и думаю, другое. Сколько их погибло сегодня и еще погибнет, однако, ни смотря ни на что, все остаются и выполняют свой долг до конца.
- Хорошо. Замотайся тряпками, одень маску. Там очень горячая вода. Всем остальным покинуть отсек.
Мы открыли люки и залили кипятком из реакторного, ракетный пост и пост ракетной стрельбы понизив уровень воды почти до колена, а паром заполонили все отсеки. Ко мне со вздувшейся кожей на лицах, два матроса ,подносят распухшее тело.
- Кто это?
- Мичман Брюханов, - говорит кто то невидимый в тумане.
- Мичман ты меня слышишь?
- Капитан... реактор... заглушен... Я сам... опустил стержни.
- Спасибо мичман. Тащите его на верх.
Через пар пробивается ко мне фигура.
- Кто идет?
- Матрос Уфимцев.
- Как твои дела?
- Ноги вот..., как огнем...
- Там вытащили всех?
- Всех, но... они в жутком состоянии.
- Идти можешь?
- Пока, да.
- Ползи на верх.
Мне тоже вода начала жечь ноги, но приходится бродить по помещениям. Обхожу все отсеки, включая торпедный, кроме центрального и ракетного почти никого нет. Уровень воды постепенно поднимается, в паровом тумане почти ничего не видно, когда я вернулся в центральный, там вода уже выше колена. Михаил Иванович облокотился на стол и тупо смотрит на карту.
- Товарищ капитан...
Он поднял голову, в его глазах тоска.
- А... Саша... Отвоевались. Ты уж иди на верх, я последний...
- Здесь еще радист...
- Знаю. Там еще остались матросы, я приказал им задраить ракетный... Береги людей, Саша.
Я все понял.
- Прощайте, Михаил Иванович.
- Прощай, Саша.
На верхней палубе почти весь оставшийся экипаж. Штурман Морозов помогает мне вылезти наверх. Из верхнего люка прет вверх столбом пар.
- Ты не знаешь, командир затопил кормовой отсек? - спрашиваю штурмана.
- Нет. Если его затопить, то лодка сразу пойдет ко дну.
- А если он взорвется?
- Черт его знает, огонь горит если есть кислород...
Вдруг лодку тряхнуло, да так, что меня чуть не сбросило с мостика вниз и сейчас же гул прошелся внутри. - Дайте связь с капитаном.
Мне протягивают ларингофон.
- Михаил Иванович, что там произошло?
- Похоже из-за возрастающего давления, - слышен глухой голос, - лопнула переборка в кормовой отсек.
- Это конец, отпускайте людей.
- Хорошо.
Через люк, выдыхающий в небо пар, переваливается несколько матросов, старшин и радист, он долго кашляет, не может отдышаться.
- Ты вызвал нам помощь? - обращается к нему штурман.
- Да, на подходе канадский сухогруз.
- А наши?
- Наши далеко.
Лодка вздрогнула и стала медленно кормой ползти в воду.
- Всем за борт, - закричал я. - Старайтесь держаться подальше от лодки...
Матросы и офицеры попрыгали в воду. Оранжевые поплавки медленно удалялись от нашей посудины.
- Пора и нам. Пошли штурман.
- А как же капитан?
- Он исполняет свой долг.
Мы прыгаем в воду и медленно удаляемся от нашего подводного дома. Метрах в пятидесяти, останавливаемся и смотрим на еще выделяющуюся рубку. Лодку опять тряхнуло и корма стала быстрее уходить вниз. Нос все выше и выше задирался и вскоре поплавок закачался на воде..., он вдруг качнувшись, нырнул вниз.
- Прощай, Михаил Иванович. - чуть не плачет штурман.
- Прощайте, ребята. Шумный Габрелидзе, матросы и старшины, которые выполнили свой долг.
Через двадцать минут к нам подошел канадец и подобрал плавающих людей. Но среди них были и мертвые. Почти все обваренные ребята из реакторного, не выдержали соленой воды...