Aлексей Сагань

ПОДВОДНЫЙ ПОХОД...БЕССМЫСЛЕННОСТЬ

Памяти Александра Маринеско Человека воскресшего из чрева кита.

И смешно и грустно мне в ожидании смысла, нетерпеливый в желании определиться прибегает за помощью к "Дзен". Стрелки манометров замерли, будто бы руки и головы, изображающих немую картину-все онемело. Где выход? Где воздух?
Клаустрофобия? Нет. Не банальная боязнь погибнуть запертым в бочке. Мучит меня-подводные сны обрывают и мучат мой стих, и бессильная храбрость мучит мой голос.
Где же вы, капитан Маринеску? Где ваша сила, всех умеющих ждать? Оглушенный и гордый наш торпедонсец ощущает песок, улегшись на грунт-коридоры отсеков и обильная смазка машин, и роса на железных продавленных стенах прочного корпуса. Что знает подводник? Что знает подводник?!
Невольно узнаешь, зачем нужны были фразы команд под покрытым взбешенною пеной стеклом преископа (нашим скрытным окном в суровый и ветренный, железом эсминцев, как мечами и крючьями пронизанный мир). Все мы слышали шипящее, через сжатые зубы, восторженное и слегка испуганное Маринесковское "тофсь" (и стальной бок торпеды под щершавой ладонью матроса). Когда-то давно, целую вечность назад; до пришествия Христа. Где же ты! где? угрюмое время героев.
И на выдохе, не отрываясь от перископа, писклявое "пли!" и шорох торпед о холодную воду. Он (Маринеску) сам ловил их в прицел-и отставленный зад, и задранные кверху локти на рычагах перископа, сам вымерял упреждение, назначая место встречи... И наш подводный электрический бег, в тесных отсеках по двое и трое сквозь темную воду-не чета дизелям провонявшим соляркой, не чета "Наутилусу" на желтых страницах бумаги через теплое детство. О, сладость могущества! его манящая бездна. Как ты обманчива.
Могильный песок балтийского дна-двести метров над килем - могила для гордых, и боль погружения вливается в уши, капает кровью из носа внезапна как обморок. И стрелки манометров провожают нас в вечность. Где веселые спины и ладони товарищей. Попали! Попали! В ответ на далекие взрывы торпед.
И неотвязное видение гибнущей в море коровы, ее втягивающие воздух ноздри; и копыта, бесполезные в ударах об воду, и ревущие вопли оглушенной рогатой скотины - еще один транспорт пущен на дно, еще один транспорт военного груза.
Видит Бог! Маринеску не хотел воевать, всякому подвигу предпочитая бутылку вина, это яростный Арес, будь он неладен со своею сестрою Палладой, изловил его прячущегося в сене и отнял поросенка, считая по своему недомыслию, что поросенок хуже чем подводная лодка, ну и я идиот, ненормальный придурок, со своею любовью к путешествиям морем, воздухом, и по лезвию бритвы, я, копитель обид, по ночам осязающий ненависть, мои кулаки до бледности сжатые, я, жаждущий славы героя - Геркулес и Прокруст.

Я,я,я, капитан Маринеску, лежу здесь на дне под ударами бомб и вижу бессмысленность. Она витает бесцветным, бестелесным пятном, сестренка романтики нелюбимая всеми. Дзен, дзен, дзен,-неслышно шепчутся рыбы, как давно это было, как ненадолго хватает бессмертности и как много терпения надо нам блуждающим здесь.

Но капитан Маринеску, он один не хотел воевать, укротит нас слезливых и ропщущих, он один невиновный спасет нас в этой проклятой подлодке.