Александр Михайлович Покровский "...РАССТРЕЛЯТЬ" ББК 84.Р7П48 Исполненные подлинного драматизма, далеко не забавные, но славные и лиричные истории, случившиеся с некоторым офицером, безусловным сыном своего отечества, а также всякие там случайности, произошедшие с его дальними родственниками и близкими друзьями, друзьями родственников и родственниками друзей, рассказанные им самим.Автор Редакторы: Н. Кононов, Ал. Тимофеев (c) Издательство ИНАПРЕСС, 1994ISBN 5-87135-008-9.

ИЗОЛЯТОР


Корабельный изолятор. Темный, тесный, как сумка сумчатого млекопитающего. Справа, как войдешь, док- торский гальюн, прямо перед вами - двухъярусная кой- ка, слева - окно, прорубленное в амбулаторию. Конеч- но, в амбулаторию можно попасть и из отсека, через дверь, но если не терпится, то ныряешь в эту прорубь, только для начала нужно встать на стол в позу меди- цинского телевизора (если не знаете, что это такое, - счастливые вы люди), а потом на четвереньках, вверх ногами сползти, обязательно ударишься коленкой... Изолятор предназначен для зачумленных; в отсут- ствие таковых, в автономке, на нижнюю койку завали- вается доктор, на верхнюю - особист (особый офицер). У командования корабельный медик ассоциируетсяс тараканами. - Что это у вас стасики бегают? Расплодили! Это ж невозможно, доктор, о чем вы думаете? На рожу жепадают! Вот и мне вчера... А еще... наш док знаменит тем, что зуб в море мо- жет выдрать только по подразделениям - "Делай - раз! Делай - два!"; и еще "посев" он может вставить с помощью пробирки всему личному составу. Происхо-дит это так: - Сразу штаны снимать надо. Ну? Как избушка на курьих ножках, поворачивайся к лесу передом, ко мне - задом. Наклонись. Да не надрывайся ты так за- ранее, душа выскочит. Так... расслабься...Пробирка ощущается по нарастающей. - А-аа!.. - непроизвольно говорит твой внутреннийголос. - Ну, вот и все, а ты боялась! - говорит тебе док. - А теперь нарисуем в нашей посуде ваши коорди-наты... Все, что выше пробирки, для дока сложно, но, как всякий врач, он любит отрезать и пришить. Правда, для этого непременно нужно отловить его в бодром состоянии. В автономке док мучается. Бессонница. По двадцать часов кряду им изобретаются позы для сна, и, когда явь начинает терять свои очертания, в изолятор обязательно кто-нибудь вползет. Вот как теперь: матрос Ку- лиев, с камбуза, жирный насквозь, поскользнулся на трапе, головой встретился с ящиком, в результате чего ящик - всмятку, Кулиев - цел, на лбу кровь. Три часа ночи. Кулиев осторожно прикрывает за собой тяжелую дверь изолятора, после этого сразу же наступает антра- цитная темень. Только со света, он стоит как столб, привыкает, ни черта не видно.Док чувствует жаброй, что явились по его душу (не к особисту же), но ему не хочется верить (может, все- таки к особисту?), он затаивается, сдерживает дыхание; может, пронесет? Кулиев начинает искать дока: осто- рожно наклоняется, шарит наощупь, дышит, приближа- ется. Док сжимается, закрывает плотно глаза. Тишина. Кулиев находит подушку, вглядывается: там должна быть голова. Док открывает глаза. Ясно. Ни минуты покоя. Целый день сидишь под лампой солюкс, как брюхоногое, и ни одна падла не заглянет, только лег - и "Здравия желаю": являются. Кровавая рожа зависает над доком. Теперь они смотрят друг другу в зрачки. Ку- лиев по-прежнему ничего не видит. Все это так близко, что дока можно понюхать. Кулиев, кажется, этим и за- нимается: сопенье, пахнущее камбузными жирами, ше-пот: - Тащщщ майор... тащщщ майор!.. Это вы?.. - Нет! - отчаянно орет док. - Это не я! От неожиданности Кулиев бьется затылком, и даль- ше из дока вырывается первая фраза клятвы Гиппократа: - Как вы мне... надоели... Бог ты мой! - стон Яро- славны и вторая фраза: - Как вы мне насто... чертели... как вы мне настопиздели...Кулиев, обалдевший, окровавленный, поворачивается и, имея за спиной докторские причитания, выходит. Оставленный в покое док, страдая всем телом, крях- тит, устраивается, затихает, в мозгу его события теря- ют целесообразность, цепочки рвутся, мельканья какие- то, которые потом, перекосившись, оседают и тают,тают... Особист, к этому моменту окончательно проснувший- ся, злой как собака (доктор - зараза), сползает с верх- него яруса и выходит в отсек, где постояв какое-то вре- мя, поматерившись, он отправляется в соседнее поме- щение, заходит на боевой пост и находит там вахтен-ного: - Телефон работает? - Да. - Позвони сейчас доку, и, как только он сниметтрубку, дашь отбой, понял? - Это можно.У дока телефон в амбулатории. Звонок требователь- ный, долгий, не вылежишь: а вдруг командир звонит, таблетки ему нужны, дурню старому, чтоб у него почкиоторвались. Ругаясь площадно, док, в трусах, вползает на стол в позу телевизора, на четвереньках сползает через око- шко в амбулаторию, ударяется коленкой (как и поло- жено), шипит и с уничтоженным здоровьем подползает к телефону: "А-ле?" - и трубка вешается ему прямо в ухо. Ровно пять минут, дрожа эпителием, док виртуоз- но матерится с трубкой у рта. Особист к этому момен- ту уже стоит под дверью амбулатории и, присосавшись ухом, с блаженной рожей истинного ценителя слушает. Райское пение. Через пять минут ("Погоди, пусть уснет хорошенько") процедура повторяется. Док фонтаниру- ет, речевой запас у него, оказывается, гораздо богаче. Наконец, док выливается весь. Тысяч пять слов, никакне меньше. Да-а... - А сейчас, - говорит особист, прищурившись, - скажешь ему: "Извините, я не туда попал". - Ах ты курва! - кричит док; потом речь у него кончается, начинаются конвульсии, судороги, пена из ушей, затем он вешает трубку и смотрит вокруг. Кого бы убить? Садится, чтоб успокоиться. Успокоился. Ды- хание глубокое, тоны сердца чистые, желудок мягкий. Зажигает свет. Сейчас слетятся, как мухи на фонарь. С поносами, с запорами, с шишками, с гастритами, с жопами. Опять кто-то упал... не до конца, лучше б тебямама не рожала!.. Особист находит Кулиева в умывальнике, где тот под струей лечит свой скальп, и стучит по его толстомузаду. - Давай, иди, доктор ждет. Уже можно. И не дай Бог, он тебя не перевяжет, мне скажешь... - Разрешите, товарищ майор? -Ну заходи, заходи, не тряси мошонкой. Ну, где тут твоя голова? Да-а... молодец. Были бы мозги, точ- но б вылетели. Садись сюда... О, Господи.