КАК СТАНОВЯТСЯ ИДИОТАМИ

Шла у нас приемопередача. Не понимаете? Ну, пере-
давали нам корабль: лодку мы принимали от экипажа
Долгушина. Передача была срочная: мы на этой лодке
через неделю в автономку должны были идти.

И вот, чтоб мы быстренько, без выгибонов приняли
корабль, посадили нас - оба экипажа - на борт и ото-
щали лодку подальше; встали там па якорь и начали
приемопередачу.

Поскольку всем хотелось домой, то приняли мы ее -
как и намечалось, без кривлянья; часа за четыре.

Командир наш очень торопился в базу, чтоб к "ноч-
ному колпаку" успеть. "Ночной колпак" - это литровый
поток на ночь: командир у нас пил только в базе.

Тронулись мы в базу, а нас не пускают - не дает "таможня" "добро".

В 18 часов добро не дали, и в 20 - не дали, и в 21
-не дали: буксиров нет.

В 22 часа командир издергался до того, что решил
идти в базу самостоятельно: без буксиров.

Только мы пошли, как посты наблюдения к связи -
эти враги рода человеческого - начали стучать о нас на-
верх.

Наверху всполошились и заорали:
- Восемьсот пятьдесят пятый бортовой! Куда вы
движетесь?

"Куда, куда"... в дунькину кику, "куда". В базу дви-
жемся, ядрена мама!
Командир шипел радистам:
- Молчите! Не отвечайте, потом разберемся!
Ну и ладно. Идем мы сами, идем - и проходим в
базу.

А оперативный, затаив дыхание, за нами наблюдает;
интересно ему: как же эти придурки без буксиров швар-
товаться будут.

- Ничего, - говорил командир на мостике, -
ошвартуемся как-нибудь...

И начали мы швартоваться "как-нибудь" - на одном
междометии, то есть на одном своем дизеле: парусность
у лодки приличная; дизель молотит, не справляется;
лодку сносит; командир непрерывно курит и наблюдает,
как нас несет на дизелюхи: их там три дизельных лод-
ки с левого борта у пирса стояло; правая часть пирса
голая, а с левой - три дизелюхи торчат, и нас ветром

на них тащит, а мы упираемся - ножонки растопыри-
ли - ничего не выходит.

На дизелюхах все это уже заметили: повылезали все
наверх и интересуются: когда мы им врежем? Эти
дизелюхи через неделю тоже в автономку собирались. Ужас!
Сейчас кокнемся! Сто метров остается... пятьдесят...
двадцать пять... а нас все несет и несет...

Командир в бабьем предродовом поту руки ломает
и причитает:

- Ну, все... все... все... с командиров снимут... из
партии выкинут... академия накрылась... медным тазом...
под суд отдадут... и в лагерь, пионервожатым... на лесо-
повал... в полосатом купальнике...

И тут лодка замирает на месте... зависает... до
дизелюх - метров двенадцать...

- Назад, - бормочет командир в безумье своем, -
назад, давай, милая... давай... по-тихому... давай, род-
ная... ну... милая, ну... давай...

И лодка почему-то останавливается и сантиметр за
сантиметром каким-то чудом разворачивается, тащится,
сначала вперед, а потом она останавливается, ее сносит
и прижимает к пирсу. Все! Прилипли!

- Фу! - говорит командир, утирая пот. - Фу ты...
ну ты, проклять какая... горло перехватило... мешком ее
задави... Фуууу... Вот так и становятся идиотами... От-
пустило... даже не знаю... Никак не отдышаться... Ну, я
вообще... чуть не напустил под себя... керосину... даааа...
Пойду... приму на грудь. Что-то сердце раззвонилось...

Пошел командир наш и принял на грудь. Одним лит- ровым глотком.