Геннадий Зеленцов
Рулевой-сигнальщик подводной лодки "С-13".
(умер в 1998 году в г. Нижнем Новгороде)


В конце 1943 года меня направили рулевым на подлодку "С-13". Я добирался до места ее нахождения в ненастный день под холодным дождем со снегом. Несмотря на штормовую погоду, в гаванях сновали буксиры, из сухих доков морзавода доносился треск отбойных молотков, временами прорывались отблески сварки. Над головами поминутно пролетали тяжелые снаряды фашистов, обстреливающих город дальнобойной артиллерией. Эхо взрывов доносилось от северных фортов, базы Литке, с Бычьего поля. Содрогались дома, воздух пропах пороховой гарью.
В ответ врагу с острова улетали двенадцатидюймовые снаряды.
Кронштадт жил, боролся, ремонтировал боевые корабли, готовя их к предстоящим боям.
"С-13" была последним достижением отечественной техники. Лодка обладала хорошей скоростью, имела мощное торпедное вооружение и две пушки калибром в сто и сорок пять миллиметров.
Командир корабля капитан 3 ранга Александр Иванович Маринеско был на "С-13" новым человеком, хотя и считался опытным подводником. За зиму 1942-43 года на лодке произошли большие перестановки в личном составе. Прежний командир корабля П. П. Маланченко был переведен на другое судно. Как часто бывает, уходя с корабля, командир захватил с собой и старшего помощника. Штурмана и многих старшин групп перевели на другие лодки. Специалистов не хватало, их перебрасывали с одного корабля на другой. Экипаж "С-13" был пополнен в основном за счет специалистов других лодок, и к моему приходу не досчитывалось лишь несколько человек.
Всю зиму 1942-43 года лодка пробыла в ремонте. В доке был отрезан и заменен новым изуродованный вертикальный руль, поставлена система беспузырной стрельбы, залатан разорванный глубинными бомбами легкий корпус, приварены нижние ножи сетепрорезателя. Лодка как бы родилась вновь. Отработку боевых задач команда проводила в Неве, в "Охтенском море", между мостами. После принятия командованием экзаменов от обновленного наполовину экипажа, включая командира, штурмана, старпома, лодка была признана способной выйти в море для боевых действий. 10 августа 1943 года был получен приказ перейти в Кронштадт для окончательной подготовки к боевому походу.
Меня, как новичка, в первую очередь интересовал командир лодки, и во время очередного перекура я спросил у старшего рулевого-сигнальщика Анатолия Виноградова:
- Толя, не расскажешь ли о командире? Я слыхал о нем только, что он на "М-96" был командиром и утопил крупный транспорт…
- Я сам мало о нем что знаю, - ответил Анатолий. - Ты лучше боцмана порасспроси, они на "малютке" вместе плавали.
Постепенно я кое-что узнал о командире. Родом он был из Одессы, а это значило, что моряк с детства и, как говорят, "от киля до клотика". Отец румын (вот откуда необычная фамилия), Александр Иванович в двадцать лет окончил Одесскую мореходку. Плавал штурманом и капитаном на транспорте "Красный флот"…
Нехватка кадров при большом строительстве боевых кораблей вынудила призвать специалистов торгового флота в ряды ВМФ. Так на флот попали известные подводники А. М. Матиясевич, С. А. Полещук и многие другие. После спецкурсов Маринеско назначили штурманом на ПЛ "Щ-306", затем снова учеба на высших курсах командного состава. В 1939 году лейтенант Маринеско принимает под свое командование подводную лодку "М-96"…
Мне, как и большинству матросов "С-13", пришлось осваивать стрельбу из торпедных аппаратов, научиться пускать все отливные средства и даже работать на ходовой электростанции, а при нужде пускать в ход и дизели. Матросы помогали друг другу, поэтому сдача курсовых задач дивизионному механику, инженеру - капитану 2 ранга Коржу проходила на самом высоком уровне. Точно в срок заделывались пробоины, даже в самых неудобных местах, умело тушились пожары, устранялись повреждения механизмов. Замечаний у командования бригады к экипажу не было.
Зима 1943-44 года была на редкость капризной: то дождь, то снег, а чаще всего над Кронштадтом и застывшими в ожидании весны кораблями висел густой туман, укрывая их от глаз фашистов. Лед был только до Гогланда, а дальше залив был чист, как стеклышко. Раздолье кораблям врага: хочешь - перебрасывай технику, войска, хочешь - минируй, ставь противолодочные сети, и все это безнаказанно. Противодействие могла оказать только авиация, но ее в основном использовали на суше. Для подводных лодок Финский залив оказался наглухо закрытым.
Отшумела талыми водами весна, а мы все еще оставались на месте. Условий для прорыва лодок сквозь Финский залив не было.
В свободное от занятий и нарядов время я сидел с удочкой у первого пирса и ловил корюшек. Иногда удавалось поймать что-то и посущественней: подлещика или густерку. Удачный улов отдавал командиру. У него частенько побаливал желудок, а рыба ему не была противопоказана, и он ее очень любил.
Вскоре лодку поставили на открытом рейде, милях в двух от Кронштадта. Наш командир был страстный рыбак, но сидеть с удочкой на пирсе рядом с матросами не позволяла субординация. Другое дело здесь, на рейде. - Зеленцова к командиру! - раздалась как-то команда из центрального поста.
- Поедем на рыбалку, - сказал командир, - ухи хочется, меня от сухих продуктов изжога замучила.
- Вам, товарищ командир, на Волгу бы к нам, ухи из стерлядки, да на ершовом бульоне, на костерке, чтоб дымком попахивала…
- Ладно, не разжигай аппетит, - остановил меня командир.
Вышли вдвоем на тузике, небольшой шлюпочке, приданной лодке для всякого рода работ и передвижений при стоянке корабля на рейдах. В боевых походах тузик сдавали на склад, чтобы разбитые бомбами щепки от него не могли выдать местонахождение лодки.
Небо над заливом, как хрустальный колпак, просвечивало бескрайней далью. Море, нежно-голубое, с легким отблеском светло-изумрудной зелени, дышало свежестью утренней зари, кругом тишина, словно и войны поблизости нет.
Мы тихо переговаривались с командиром о своем житье-бытье. Я рассказал командиру о Волге, а он мне об Одессе. Разговор затянулся, тузик шел медленно, взмахи весел не сильные. Мы наслаждались тишиной. -…Я никогда не хотел быть военным, - продолжал разговор командир. - Море, мирные корабли - вот моя любовь. Военным я стал по долгу. Как окончится война, если будем живы, конечно, вернусь опять в торговый флот. - А я, товарищ командир, как демобилизуюсь, учиться пойду в институт. Я строить люблю.
- А ты поступай в ЛКИ на кораблестроительный факультет. После войны флот придется заново создавать - работы будет по горло. Строить корабли куда интереснее. Возьми нашу лодку - хороша, но какая масса в ней недостатков. Главное, ее даже подводной лодкой нельзя назвать. Просто ныряющий корабль. Подводная лодка должна быть всегда под водой, как "наутилус" у Жюля Верна, а на поверхности находиться тлько тогда, когда захочется на небо, на звезды взглянуть и натуральным воздухом подышать - скажем, раз в месяц. Однако мы с тобой размечтались. Давай рыбачить…
Прошло еще немало дней, прежде чем через залив, на его северную сторону, словно косяки журавлей, потянулись нескончаемой вереницей бомбардировщики "Пе-2". Они группами по сто и более машин в каждой, двигались, тяжело гудя моторами, в сторону Финляндии и возвращались тем же путем налегке. Такого количества наших самолетов в небе мы еще не видывали. Их потрясающий небо гул радовал нас и вселял надежду на лучшие перемены.
Теперь стало ясно, что и мы скоро вступим в дело. Все больше простора открывалось для нас на Балтике, тем более что Финляндия была уже выбита из войны.
В 15.23 1 октября 1944 года были отданы швартовы (записано в вахтенном журнале), дан ход электродвигателями. Впереди развернулись пять базовых тральщиков, им в кильватер становилось несколько подводных лодок, среди которых и наша "С-13". По бортам в строй вставали юркие катера - морские охотники. Забурлила вода от винтов, медленно уплывал вдаль пирс бригады подплава, а с ним уходила и земля родины. Армада лодок первого дивизиона бригады двинулась навстречу грядущим победами. Подводники Краснознаменной Балтики снова вступали в бой с фашизмом.
Отдыхая после ночной вахты, я проснулся из-за того, что внезапно смолкли дизеля. Я открыл глаза и ждал сигнала срочного погружения, но лодка почему-то шла над водой под электродвигателями и руль все время был на борту. Маневр был необычный. Я, недоуменно озираясь, вскочил с койки и, увидя вахтенного по отсеку Илью Павлятенко, сидящего как ни в чем не бывало на разножке, спросил его:
- Где это мы, Илюха, крутимся?
-Да в Финляндии, напротив Хельсинки, - ответил он мне спокойно. - Островишко там небольшой… Размагничивают нас. У них это дело поставлено хорошо. По дну кабели проложены в разных направлениях - долготные и широтные обмотки электро-размагничивающего устройства, которые антимагнитные поля создают. На островке электростанция и пульт управления. Пройдешь пару-тройку раз вокруг острова и, пожалуйста, лодка размагничена. Получите таблицу замеров магнитного поля корабля с гарантией от магнитных мин. Нам бы в Кронштадт такую станцию.
На "С-13" я по боевому расписанию приписан к седьмому отсеку на запасной пост управления вертикальным рулем вручную. Кроме меня здесь постоянно приписаны еще три человека. Командир отсека - старший трюмный машинист, старший матрос Георгий Быстров - до войны рыбак из астраханского низовья Волги. Старший торпедист Илья Павлятенко - приазовский казак, родом из Кагальника, с гордостью считал себя земляком Степана Разина. Четвертым был командир 45-мм орудия Алексей Юров - крестьянский сын из Орловской области. Леша Юров был большим мастером своего дела, одним из лучших зенитчиков бригады подводных лодок. Отрабатывая курсовую задачу - стрельбу по буксируемому конусу, его расчет с четвертого снаряда сбил конус. Летчики, спустя немного времени, подняли в воздух второй конус, забрались с ним повыше и прибавили скорость. И тут с пятого снаряда конус был прошит насквозь. Летчики, пришедшие на другой день на базу в гости к подводникам, шутили, что для "С-13" не напасешься конусов.
На лодке у каждого из матросов были еще специальности: Леша Юров - назадсмотрящий, его наблюдательный пост в корме ходового мостика, а объект наблюдения - кормовые углы горизонта. Он и сейчас на мостике несет вахту наблюдения. Георгий Быстров по артеллирийской тревоге - заряжающий 100-мм орудия. Проталкивать в жерло пушки десятикилограммовые снаряды не просто, нужна недюжинная сила и сноровка, но Быстрову ни того, ни другого не занимать. Илья Павлятенко - хозяин артпогреба, на подаче снарядов он действует в центральном посту. Все мои товарищи участвовали в первом боевом походе в 1942 году, когда они утопили, с использованием артиллерии, два танкера и транспорт фашистов.
В очередную смену вахт я вышел на мостик, забрался на тумбу перископа, огляделся вокруг в бинокль. Незнакомая страна, чужой красивый город. Напротив скалистый остров, а на нем знаменитая крепость - Свеаборг, историю восстания в которой знал любой балтийский моряк. Мимо проходили маленькие пассажирские пароходики, которые у нас на Волге, в Горьком, зовут "фильянчиками" (наверно, сначала было "финляндчики"). С них на нас взирали угрюмые люди в свитерах. Глядели все: и старые, и молодые, словно гадали про себя, что же сделают с ними русские.
А нам было не до них. Дождавшись результатов размагничивания, "С-13" взяла на буксир морского охотника, свою защиту и охрану от вражеских подводных лодок, и устремилась дальше на запад бить фашистов в их собственном логове. Вслед нам идет минный заградитель "Л-3".
Шхерный фарватер у финнов был отлично обвехтован дневными и ночными знаками. Плывешь, как по Волге, где-нибудь у Жигулей. Кругом величественная природа, скалистые, поросшие елями и карликовыми березками острова. Маленький "мошка" (МО - морской охотник) бежит за лодкой, словно пудель на привязи. Каждая уходящая в море лодка ведет на буксире свою же охрану до особо опасного места при выходе из шхер. Оранжевые нити угасающей зари медленно погружались в море. На фарватере зажглись огни.
"Чего им было не воевать, - подумал я. - Здесь словно на Невском до войны, кругом светофоры, разве что регулировщика не хватает, зато вместо него лоцмана имеются".
Я стою на руле, рядом со мной - штурман и финский лоцман. Первыми словами пришедшего на корабль лоцмана были:
- Дас ист инглиш унтер вассер бот?
- Рашен субмарине, - ответил по английски штурман Николай Яковлевич Редкобородов.
Этим он привел лоцмана в большое удивление. Не верили они в нашу силу. Здорово им Геббельс мозги припудрил. Когда лоцману вынесли стакан спирту, разведенного градусов до шестидесяти, бутерброды с ветчиной и красной икрой, он удивился еще больше. И когда его подразвезло, то кроме "хюве русланд" - хорошие русские, - он уже и выговорить что-либо был не в силах. Перед сменой лоцманов штурман предложил ему "посошок" на дорожку, и он в знак особого уважения подарил штурману свою лоцманскую карту со всей обвехтовкой и лоцманскими знаками. Это было кстати, а то мало ли что другому лоцману в голову взбредет. Наши секретные карты на мостик не вынесешь, а коррективы по обвехтовке вносить на ходу не так-то просто. На смену приняли нового лоцмана, а этого добряка матросы осторожненько на руках спустили в катер. Новый лоцман был педант, от водки отказался, бутерброды жадно сжевал всухую. Жуя, он командовал мне:
- Линкс мало… Рекс… И опять линкс… - Штурман вел за ним незаметный контроль по подаренной карте.
На мостике все спокойно, как в своих водах. Матросам нижних команд хочется взглянуть на загадочные шхеры, соскучились по морским просторам, хочется хотя бы минутку постоять на мостике, подышать чистым воздухом. Командир и вахтенный офицер в этом им не препятствуют, разрешают матросам по два-три человека постоять на мостике, выкурить папиросу на свежем воздухе, поглазеть на чужую незнакомую страну.
Но вскоре все прекращается. Мостик опустел, лодка огибает полуостров Ханко. Обильно политая русской матросской кровью земля. Прошли мимо знаменитой просеки Петра Первого (не заросшей до сих пор), через которую наши прадеды перетаскивали волоком боевые суда, чтобы неожиданно напасть с тыла на шведский флот. Памятные для России места.
На лоцманской станции сошел лоцман-педант, не сказав за все время пребывания на лодке лишнего слова. Смену ему уже не взяли, места здесь были хорошо известны еще с сорок первого года. Вскоре на нашей "С-13" прозвучала команда:
- Приготовиться к погружению!
Снимаю выносной пост рулевого управления и перехожу в ходовую рубку. На эскортных кораблях сигнал "Желаю счастливого плавания". Сигнальщик Анатолий Виноградов спускается с тумбы перескопа в центральный пост.
- Лодка готова к погружению! - докладывает снизу инженер-механик, инженер - капитан 2 ранга Дубровский. Вниз по трапу спускаются наблюдатель кормовых курсовых углов Алексей Юров, вахтенный офицер старпом Лев Петрович Ефременков и последним - командир. Он захлопывает крышку люка и обжимает кремальеру. Приказывает:
- Погружение! Глубина двадцать пять, - и неторопливо оглядывает центральный пост.
- Ну, вот мы и в море. Командуй, Лев Петрович. Я пойду отдохну.
Лодка взяла курс к берегам Германии. Шестого октября она заняла отведенный ей квадрат моря и приступила к поиску вражеских кораблей у входа в Данцигскую бухту и с отходом в сторону Мемеля. Но транспорты шли районами мелководий, где глубины не превышали пятнадцати - двадцати метров, а там их лодке было не достать. Я из рулевой рубки, где несу вахту, слушаю спор.
Ночью ворваться, провести молниеносную атаку и тут же, не погружаясь, уйти самым полным в район безопасных глубин, - убеждал самый ярый сторонник дерзких атак Николай Яковлевич Редкобородов. Командир был невозмутим. Сидя на разножке, он слушал спор штурмана и старпома, своих мыслей не высказывал, но и спорить не мешал. Не зря же говорят, что в спорах истина рождается. Время от времени командир поднимался в ходовую рубку, командовал спокойным голосом:
- Боцман, подвсплыви, посмотрим, что на белом свете творится.
Оглядев в перископ горизонт, он разочарованно нажимал на кнопку. Опустив перископ, садился на корточки на свободное местечко у ног рулевого, в раздумье закуривал папиросу. Сделав несколько затяжек, он, откусив разжеванный мундштук, протягивал чинарик рулевому.
- Хвати пару разков, - предлагал он и бесшумно, по-кошачьи, спускался в центральный пост, подходил к штурманскому столику.
Спор, видимо, и его задел за живое, но ему, прежде чем лезть в волчью пасть, нужно было еще крепко подумать.
С наступлением темноты 9 октября 1944 года всплыли, как обычно, для зарядки аккумуляторной батареи и пополнения запасов воздуха. Лодка шла с двенадцатиузловой скоростью, море было на удивление спокойным. Штурман уточнял местонахождение лодки по звездам, возился с секстантом.
"Видать, все же задумали заглянуть ближе к берегу", - подумал я, глядя, как штурман прыгает по трапам с тумбы перископа в центральный пост к картам.
Вскоре я сменился с рулевой вахты и ушел к себе в седьмой отсек, прилег, не раздеваясь, на койку и забылся. Видимо, когда плотность аккумуляторной батареи уже была близка к норме, на мостике взяли курс в сторону мелководья, - изменился характер качки корабля, и все это почувствовали. Лодка шла ближе к берегу. И вдруг по переговорной трубе все услышали команду:
- Внизу, торпедная атака!
По отсекам разнесся сигнал боевой тревоги. Люди стремглав разбежались по своим боевым постам. Мой пост - тумба управления вертикальным рулем вручную, рядом с койкой. Пришлось только ноги свесить. По переговорным трубам слышались команды:
- Штурмана на ночной прицел! Аппараты два, три, товсь! На руле пять право по компасу. - И через несколько секунд:
- Аппараты… пли!
Из первого отсека доложили:
- Торпеды вышли!
Да, торпеды ушли, но на транспорте, видимо, засекли момент залпа и тут же застопорили ход. Торпеды прошли мимо.
- Вот гад коричневый, - ругнулся командир. - Не уйдешь! Четвертый аппарат, товсь!
И, выждав, когда лодка встала на угол атаки, скомандовал:
- Пли!
Четвертая торпеда также прошла мимо. Бывалый капитан, ничего не скажешь, поставил корабль под острым углом к лодке и в момент выстрела дал полный ход. Торпеда прошла за кормой.
- Артрасчеты наверх! - скомандовал распаленный неудачей командир.
По отсекам взревели ревуны, возвестив артиллерийскую тревогу. Артрасчеты орудий стремглав вбежали в центральный пост и, кто в чем был, повыскакивали на мостик. Снимались пробки со стволов орудий, открывались кранцы первых выстрелов, снарядный люк прочного корпуса. Покатились стволы пушек в сторону вражеского корабля. И все это в несколько секунд. Матросы, уже готовые к бою, стояли на местах в ожидании команды. - Расчет к бою готов! - доложил командир 100-мм орудия старшина 1 статьи Андрей Пихур.
- Расчет к бою готов! - доложил старший матрос Алексей Юров, развернув ством 45-мм в ходовой мостик фашисту.
- Минер к сотке, штурман к сорокапятке! Открыть огонь - распорядился командир.
- Внизу балласт на подушку!
- По транспорту фугасным… Огонь! - крикнул старший лейтенант Василенко, не спускаясь с мостика. То же скомандовал и штурман.
В ответ с фашистского транспорта ударила четырехствольная автоматическая пушка, замаскированная на мостике транспорта. Свист снарядов, пронесшихся огненными трассами над ходовым мостиком рубки, заставил многих пригнуть головы. Командир стоял как вкопанный.
- Не кланяться фашистам! Бить осколочными! - так же, как всегда, негромко, но твердо сказал командир.
- Ну-ка, "Юрочка", дай прикурить этой зажигалке, чтоб не шипела!
На мостике траспорта одна за другой сверкали огненные вспышки наших снарядов. Это стрелял старший матрос Алексей Юров. Вскоре выстрелы с транспорта прекратились.
Сотка била, как кувалда по наковальне, методично и мощно, не успевала еще грохнуться на палубу стрелянная гильза, как старший матрос Георгий Быстров совал в открывшуюся пасть орудия новый снаряд. Клацал замок и…
- Готово! - кричал заряжающий, нагибаясь тут же за очередным снарядом.
Палубу на циркуляции заливало водой, того и гляди смоет в море расчет, работающий по колено в ледяной воде. Боцман в центральном посту изо всех сил жал на горизонтальные рули.
- Боцман, какого черта?.. Людей же смоет! - закричал командир в люк. - Держи носовые полностью на всплытие. - Не могу, товарищ командир, - крикнул внизу вспотевший от натуги мичман Торопов. - Лодка не слушается. - Инженер, прибавь двадцать оборотов! - тут же прикзал командир.
Быстрее закрутились электромоторы, корма лодки слегка осела, а нос вздыбился, палубу перестало заливать водой. Увереннее заработали матросы. Снаряды один за другим вспарывали борт транспорта и разрывались внутри корабля, корежа и круша взрывами его "начинку". Дымилась краска на стволах пушек, у сотки закипело масло в накатниках… Прорываясь сквозь сальники, горячие капли обжигали лица и руки комендоров, но на это никто не обращал внимания. Теперь орудия били, не переставая, под ватерлинию. Транспорт, распуская шлейфы огня и дыма, кренясь на борт, словно раненый вепрь, пошел на лодку - на таран.
- Право на борт! - тут же среагировал командир.
Продолжая описывать дугу вокруг транспорта, лодка долбила из орудий. Наконец, расчет сотки всадил в приподнятую скулу фугасный снаряд. На транспорте поднялся огненный столб, грохнул мощный взрыв, ходовая рубка поднялась в небо и обломками рухнула в воду. Словно перепуганный кит, фырча фонтанами брызг, скрылся под водой и корпус корабля. Море поглотило его, затянув в водоворот и плавающих на поверхности людей. Бой окончен.
- Орудия в исходное положение. Расчетам вниз! - приказывал командир.
Нужно немедленно уходить, берег врага рядом, и в любую минуту могут налететь самолеты, торпедные катера и корабли ПЛО, а под килем лодки глубины явно недостаточные.
Лодка, набирая скорость, вспарывала острым штевнем предрассветную гладь моря, устремляясь в сторону спасительных глубин, подальше от места боя, от опасного для лодки мелководья.
По расписанию я весь бой находился в седьмом отсеке у тумбы ручного управления рулем. Вместо торпедиста Ильи Павлятенко в отсек по арттревоге пришел старшина группы торпедистов мичман Осипов. В случае одновременной с артиллерийским боем торпедной атаки кормой мы с ним должны были приготовить аппараты к выстрелу и дать залп торпед по приказу центрального поста.
В морском артиллерийском бою на подводной лодке я участвовал впервые, и очередь вражеских снарядов, разорвавшихся вблизи борта лодки, заставила меня содрогнуться от неожиданности. Но тут же ударили наши пушки, сразу же пришло успокоение и вера в успех. Мы с мичманом Осиповым по разности тонов различали: попал снаряд - глухой звук разрыва, промазали и снаряд разорвался в воде - звук звонкий. Скоро глухие разрывы перешли в сплошной грохот и стало ясно, что началось избиение фашиста.
После отбоя артиллерийский тревоги в отсек вернулись пропахшие порохом матросы, возбужденные боем. Из их рассказов я и представил всю картину поединка, исход которого оказался плачевным для вражеского транспорта.
И снова неустанный поиск врага. Фашистские транспорты стали еще осторожнее, жмутся вплотную к мелководью, куда лодке никак не пробраться. Настойчивый поиск не давал результатов. Две торпедные атаки из-под воды с очень дальней дистанции были безрезультатны. Взрывов в отсеках так и не услыхали.
22 октября 1944 года заняли новую позицию на подходах к бухте Лылу, чтобы перекрыть доступ фашистских кораблям к острову Церель. Но и она оказалась неудачной: продолжительный поиск кораблей врага не дал результатов, а шныряющие десантные баржи, которые летчики, возможно по неопытности, принимали за транспорты, из-за малой осадки торпедой было не взять.
11 ноября лодке приказали оставить позицию и возвратиться на базу. На другой день в районе маяка Утэ мы вошли в шхеры. Нас встретил "БТЩ-217" (базовый тральщик), который привел лодку в гавань Ханко. Ошвартовались у борта прибывшей туда плавбазы дивизиона "Смольный". Через неделю, после уборки и разгрузки, лодку перевели в Хельсинки для ремонта и снятия обрусовки миноотводов по легкому корпусу. Ноябрьские праздники экипаж "С-13" провел в море и, можно сказать, было не до празднования. Море штормило, а под водой за нами увязалась фашистская подводная лодка. Она держала экипаж в большом напряжении, преследуя нас по пятам и угрожая торпедным залпом.
Зато День Конституции встречали на "Иртыше" - плавучей базе лодок, стоящей в Хельсинки. Праздник прошел весело, жаль, я был дневальным по кубрику, когда все веселились.
Наша лодка тем временем стояла в доке, где финские рабочие под наблюдением старшин и матросов производили ремонт механизмов. Работали они, конечно, не по-стахановски, медленно, но очень аккуратно. Перебрали нам водосливные насосы, часто капризничающие турбовоздуходувки для наддува дизелей, значительно улучшили центровку торпедных аппаратов, заменили многие подшипники. Качество работы покажет очередной поход, но при опробовании механизмов претензий у команды к финским рабочим не было. Перед новым годом лодка вернулась в Ханко. Пришвартовалась к кораблю-отопителю, маленькому пассажирскому пароходику "Норд-Стерн". Началась срочная подготовка к очередному походу.
Команда работала от подъема дотемна. Лодка то и дело перемещалась. То к "Смольному" за торпедами, то к береговым причалам за доставленным железной дорогой боепитанием, то к танкеру "Николай Островский", прибывшему с соляром и маслом. Продукты в банках, мешках, ящиках мы спускали на тросах, таскали на горбу через узкие люки, распределяя равномерно по отсекам. Размещали где только можно и крепили по-штормовому (провизионки малы - рассчитаны на кратковременные походы, они не вмещали и половины того, что требовалось лодке в походе). При этом сокращался объем воздуха для дыхания, а он порой бывал дороже питания. Мотористы бочками катали по перевернутой сходне дизельное масло и сливали через воронки в масляные цистерны. К Новому году лодка полностью была готова к боевому походу.
9 января 1945 года был получен боевой приказ командования - выйти в море и занять боевую позицию у южного побережья Балтики. Лодка без сопровождения вышла из Ханко. На рейде Салсэ нас встретил "БТЩ-215" и повел к точке погружения. 30 января мы были уже на позиции. Начался круглосуточный поиск врага. Днем - под водой, в промозглом холодном отсеке матросы надевали на себя кто меховое, кто ватное, на все равно было зябко. Над водой мороз минус пятнадцать - двадцать, а лодка не отапливалась, энергию берегли на более горький час. Люди несут вахты на боевых постах и, сменившись, отдыхают, не раздеваясь.
Я стою на руле или на сигнальной вахте, меняясь с Анатолием Виноградовым. Другие смены также меняются, так как на сигнальной вахте мороз градусов под двадцать с ветерком и штормами. Море обольет тебя ледяной водичкой, да еще того гляди сапоги к железу приморозит, приходится всю вахту топтаться с ноги на ногу. А на руле, хотя порой и обдает тебя в люк разбушевавшееся море, но все же теплее: нет такого пронизывающего ветра, как на мостике. В центральном отсеке у горизонтальных рулей сидит на разножке без смены боцман, подстраховывает сигнальщика на случай срочного погружения. Так можно сэкономить несколько секунд, а они могут быть именно те - спасительные для лодки секунды.
Люди молчаливые, утомленные. Штормовая погода, однообразие жизни действуют угнетающе. У нас в седьмом отсеке даже неунывающий Жорка Быстров перестал подтрунивать над коверкающим по-деревенски слова Лешей Юровым. Я не оставлял мечты после войны поступить в вуз и каждую свободную минуту читал учебники, решал задачи, но и это не спасало.
Все уже давно обо всем переговорили, а фашистов как корова языком слизала. Почти двадцать суток потрачено на разведку и поиск в отведенном квадрате - и хотя бы один транспорт врага. Командир принимает самостоятельное решение перейти в новый район наиболее вероятного перехвата вражеских кораблей. Старшина группы радистов мичман Колодников еще неделю назад принял радиограмму из штаба флота, предупреждающую лодки, находящиеся на позициях, о возможном появлении транспортных судов в районе Мемеля и Данцигской бухты в связи с ранним наступлением наших войск. Дни проходили в томительном ожидании. На поверхности одна мелочь, не стоящая торпеды, вдоль побережья сновали мелкие катеришки, буксирчики и мотоботы. Однажды на нить перископа набежала подводная лодка, удирающая полным ходом в сторону Померанской бухты. Сыграли торпедную атаку.
Люди вдохновились, словно от спячки воспрянули, но спустя несколько минут командир, зло сплюнув, крикнул из рубки, спуская перископ:
- Боцман, ныряй на тридцать метров! - и, отведя руку от кнопки, спустился из рубки в центральный пост. - Самолет, шут бы его побрал. А в бухте подозрительно мелкота зашевелилась, дозорные катера так и шныряют возле фарватера, хотя погода для них явно неподходящая. К чему бы это? Как ты думаешь, Лева? - спросил он старпома.
- Может, ночью что-нибудь ценное появится? Ты, Лев Петрович, повнимательней оглядывай горизонт, не исключено, что и днем что-либо крупное будет. Подвсплывай чаще, минут через пятнадцать, и проваливайся метров на тридцать. Передай это по вахте, а я пойду часок-другой вздремну до всплытия. Если что стоящее - буди, не медля.
- Есть, товарищ командир, будет сделано, - ответил старпом и поднялся в ходовую рубку, где я нес вахту у поста управления вертикальным рулем.
Не прошло и двух часов, как командир вернулся обратно в рубку, сел на корточки у шахты перископа и закурил.
- Ну как там, Лев Петрович? - спросил он буднично.
- Без изменений, товарищ командир, - ответил старпом, вращая головку перископа.
- Пора, пожалуй, подгрести ближе к берегу, - сказал командир словно самому себе и позвал:
- Внизу! Штурман, поднимись сюда на пару минут.
В рубку поднялся капитан-лейтенант Редкобородов, встал рядом с командиром, чтобы не мешать старпому оглядывать в перископ горизонт.
- Николая Яковлевич, посмотри, пожалуйста, где нам лучше встретить фрицев. Да так, чтобы и маневр был, и глубины подходящие. Желательно бы поближе к западному входному мысу в Данцигской бухте, где разделение фарватера происходит. Хвати-ка пару раз да спускайся вниз, посмотрим вместе, - передав штурману чинарик, командир спустился в центральный пост и подошел к штурманскому столу. Следом за ним спустился старпом.
Штурман, затянувшись пару раз, сунул недокуренный чинарик мне и поспешил за командиром. Вскоре последовала команда на руль. Лодка круто повернула в сторону берега.
- Очередной смене заступить на вахту! - раздалась по переговорным трубам команда вахтенного офицера. Я передал вахту Николаю Гончарову и направился к себе в седьмой отсек, съел оставленный ужин и прилег. Уснул тут же, едва коснувшись головой подушки. Воздух в отсеке походил на тот, про который говорят: хоть топор вешай. Пахло потом, гнилью и плесенью отсыревшей и не просыхающей одежды, машинной смазкой. Но разве подводнику привыкать к таким мелочам, то ли еще будет, когда фашисты обнаружат лодку и не дадут ей ночью всплыть, чтобы провентилировать отсеки. А пока, до наступления темноты, под водой есть время всласть поспать.
Разбудила меня команда:
- По местам стоять, к всплытию!
Я, не торопясь, поднялся с койки, сел и, ежась от холода, начал протирать глаза. Команда меня мало касалась, нужно было только не спать. Давно уже опытные подводники при всплытии и погружении обходились вахтами, не привлекая на боевые посты старшин групп или старших специалистов.
В центральном посту раздалась команда:
- Всплывать!
Затем последовала следующая:
- Продуть среднюю!
Лодка выскочила на поверхность.
Хлопнул, как огромная хлопушка, правый дизель, за ним левый. Лодка, раскачиваясь в килевой качке, начала набирать ход, в отсеках запахло парами солярки, врывались, неистово воя, в переговорные трубы струю свежего воздуха, пахнущего морем и солью, от которого бросало в дрожь. Полной грудью вздохнули матросы. Зачавкали, засопели компрессоры, набивая в огромные баллоны запасы воздуха высокого давления. Затормошились электрики, замеряя плотность электролита в аккумуляторных баках. Людьми овладело тревожное напряжение. Над водой в любую секунду жди сигнала тревоги: к бою, к торпедной атаке или к срочному погружению.
Прошло часа два, в лодке стало тише. Остановлены вентиляторы, компрессоры, водоотливные помпы. Кок Тимофей Кондратов колдует у камбуза, ему помогает Василий Романенко. По отсеку плывет запах борща из сухой капусты и острый, щекочущий запах кофе.
- Очередной смене заступить на вахту! - прозвучала по переговорным трубам команда из центрального поста. Боцман добавил:
- Зеленцову на руль, Виноградову на сигнальную.
Я надел на себя шерстяной свитер, меховой комбинезон-канадку и заспешил в ходовую рубку. Приняв вахту от Николая Гончарова, я получил от вахтенного офицера разрешение на смену. Спустился вниз минер Василенко, его на посту вахтенного офицера сменил старпом. Леша Юров, сопя простуженным носом, передал свою вахту командиру сотки старшине второй статьи Пихуру, закрыл на секунды просвет люка, протиснулся с трудом в ходовую рубку.
- Ну, как там, Леша? - спросил я, когда Юров задержался на минутку в ходовой рубке. - Как там погодка? - А ну ее! - махнул рукой Алексей. - Мороз жмет. Ноги к палубе примерзают, только и знаешь, что подметки от палубы отдирать.
Он протиснулся дальше в Нижний люк, скрылся в корпусе лодки. Над отверстием люка проносились рваные хлопья свинцовых туч. Колючие льдинки замерзающих на лету брызг били в комингс, отскакивали и попадали за ворот.
Рулевой пост, находящийся около люка, был неудобен. Рулевого обливало водой, толкали в бока поднимающиеся на мостик люди, да и стоять приходилось одной ногой на комингсе нижнего люка, а это по инструкции запрещалось категорически. А что делать? Вторую ногу поставить некуда, а в качку ноги приходится расставлять пошире.
Я натянул капюшон канадки на голову, затянул завязками. Теперь все в порядке. Лодка шла в разрез волны, на руле работать было хорошо, а вот на мостике - "мордотык": ветер и брызги хлестали в лицо, обжигали острой болью. Того и гляди, обморозишься.
- Морозец, пожалуй, градусов под двадцать, товарищ командир? - сказал старпом, прижимаясь к передней стенке ограждения рубки, спасаясь от очередной волны бушующего моря.
- Не меньше, Лев Петрович, - ответил командир, отряхиваясь от налетевшей волны.
- Поглядывай внимательней, а я на минутку спущусь вниз, хвачу горяченького. Продрог аж до пят, всю душу проморозил.
Едва спустился Маринеско, на мостик поднялся командир отделения рулевых-сигнальщиков Александр Волков. - Командир послал, товарищ старпом, - сообщил он о причине выхода.
- Добро! Поглядывай на левый борт, - сказал старпом, не отрывая глаза от бинокля.
- Справа двадцать заработал маяк! - крикнул, протягивая руку в сторону маяка, сигнальщик Виноградов. - Внизу! Пригласите штурмана на мостик! - крикнул старпом.
Я отрепетовал в переговорную трубу, и капитан-лейтенант Редкобородов стремительно поднялся на мостик. - Это зажегся маяк Рисгефт, - произнес он, не раздумывая.
- Раз заработал маяк, то тут дело не простое: намечается вход или выход крупных кораблей, - сказал штурману старпом.
Не успел он закончить мысль, как услышал новый доклад сигнальщика:
- Огни прямо по носу!
И точно. Прорезая снежную мглу, мелькнуло несколько слабеньких точек, словно светлячки.
- Внизу! Командира просьба наверх! - нагнувшись над люком, крикнул старпом.
Командир в секунду оказался на мостике. Посмотрел и подтвердил:
- Конвой. - И тут же команда:
- Боевая тревога!
Раздались тревожные сигналы ревунов, инженер-механик Коваленко скомандовал в переговорную трубу: - Стоп, зарядка! Оба дизеля на ход! - и встал у комингса люка в ожидании очередной команды.
Это его первая, как командира БЧ-5, самостоятельная атака. Инженер-капитан второго ранга Дубровский, ходивший с нами в прошлый поход, отбыл на повышение знаний в Военно-морскую академию.
Боцман и старшина группы трюмных мичман Поспелов стояли рядом и готовы были помочь, в случае чего, молодому инженеру.
Командир отдавал команды:
- Право руля! Курс 240.
Лодка, накренясь, покатилась вправо, разрезая бушующее море, разворачиваясь носом в сторону вражеских кораблей. Я доложил исполнение. Напряженность на мостике передалась и мне, мышцы напряглись, как бывало перед рукопашной в сорок первом. То же, очевидно, испытывали и все матросы. Мысленная картина боя в штормовом море стояла у каждого перед глазами, хотя еще не было ясно, кого атакуем.
Лодка неуклонно сближалась с кораблями фашистов. На горизонте то мелькали, то исчезали за гребнями волн тусклые огоньки и расплывчатые силуэты кораблей.
- Принять балласт, кроме средней! - распорядился командир.
Лодка, вздрогнув, осела и стала менее заметной, да и руля стала слушаться лучше. Крутые волны уже не так сбивали ее с курса. Бушующие волны стали чаще накрывать стоящих на мостике людей, да в центральном посту боцману прибавилось тревоги. Боится он, чтобы лодка не занырнула под воду. Люк-то открыт, на мостике командир, а с ним и народу немало.
- На мостике! Слева сто шестьдесят слышу шум двухвинтового корабля на большом ходу. Очень похож на крейсер, - передал акустик Иван Шнапцев из своей рубки.
- Право на борт! Продуть балласт. Дизелями самый полный вперед! - тут же отреагировал командир.
- Есть право на борт! - крикнул я, перекладывая руль. Быстро защелкала картушка репитера, откатываясь на юго-запад. Я докладывал румбы, мелькавшие один за другим:
- На румбе сто двадцать… Сто тридцать… Сто сорок… Сто пятьдесят…
- Так держать! - скомандовал Маринеско.
Началась погоня. Бинокли стоящих на мостике людей повернулись в сторону носовых курсовых углов. Только один назадсмотрящий старшина Пихур, несмотря ни на что, смотрел на корму, словно все происходящее на мостике его не касалось. Но за волнами и снежными зарядами ничего не было видно. Прошло томительных минут пятнадцать-двадцать, лодка стремительно шла к невидимой цели. Вскоре горизонт слегка прояснился. - Вижу большой корабль, справа пять, - доложил сигнальщик.
Все головы повернулись, как по команде.
- Не поймешь, чего они там волокут, док, что ли? - спросил штурман.
- В нашем деле и док немаловажная цель. Главное - утопить, - ответил командир. - Впереди идет миноносец, а за ним лайнер, - уточнил он, разглядев корабли в ночной бинокль, взятый у сигнальщика.
Через несколько минут с мостика стал уже всем хорошо виден затемненный силуэт огромного лайнера, идущего в западном направлении.
Маринеско был внешне спокоен, не повышая голоса, отдавал точные короткие команды.
- Штурман, как пеленг? - спросил он Редкобородова.
- Быстро меняется на нос, - доложил с тумбы перископа штурман.
- Вот чертовщина, - сказал командир. _ Проскочили все-таки цель. Уходит, красавчик… Видно, запоздали с поворотом. Ну нет, голубчик, ничего не выйдет. Догоним!..
В это время с миноносца взвилась ракета, направленная в сторону лодки.
"Заметили, гады, позывные запрашивают, - мелькнули мысли у стоящих на мостике. - Жаль, если нырять придется. Такой красавец уйдет!"
Но миноносец прибавил ходу и ушел мористее.
- Пронесло! - вздохнули на мостике.
- Полный вперед! Курс двести восемьдесят, - скомандовал Маринеско невозмутимо, словно минуту назад и не было никакой опасности для лодки. Развернись миноносец побольше в нашу сторону, и неизвестно, чем бы все это для нас закончилось.
- В центральном! Какая скорость? - спросил командир.
- Шестнадцать узлов, - тут же отозвался механик.
- Дать самый полный! - приказал командир.
Я в ходовой рубке перевел ручки машинного телеграфа на самый полный, доложил исполнение, отрепетованное из дизельного отсека.
- Штурман, как пеленг? - снова поинтересовался командир.
- Очень медленно меняется, - доложил штурман, прицеливаясь еще раз пеленгатором на лайнер. Прибавить бы еще скорость.
- Внизу! - крикнул командир и, получив ответ, приказал: - Добавить оборотов!
- Товарищ командир, восемнадцать узлов, - ответил Коваленко. - Клапана подрывает.
- Форсировать дизеля! - приказал командир. - Игра стоит свеч. Объясни мотористам, что к чему…
По отсекам прошел спустившийся с мостика замполит Крылов. Мотористы поняли, для чего все это делается. Петр Плотников и Василий Прудников уже увеличивали жесткость пружин предохранительных клапанов. Инженер Кравцов и старшина группы мотористов мичман Масенков помогали.
Дико воя, вращались воздуходувки. По отсекам гулял ураганный ветер. Дизели жадно заглатывали воздух, пахло горелым маслом, плавал сизоватый дымок соляра и тонкими струйками уходил в забортные решетки. Вот где воочию сказалось качество работы финских умельцев.
Лодка мчалась со скоростью свыше девятнадцати узлов, разрезала острым форштевнем накаты клокочущих волн. В антеннах завывал шалый ветер, мороз тупой бритвой скоблил лицо, леденящие всплески волн обдавали стоящих на мостике людей. Но никто этого не замечал, всем было жарко. Командир расстегнул у кителя ворот. Азарт погони захватил всех, стоящих на мостике. Главное - догнать, не отпустить.
Лодка нагоняла лайнер, шла параллельно его курсу в десяти кабельтовых от него и уже вошла в район малых глубин. И хорошо и плохо. Хорошо, что лодку незаметно в облачности, нависшей над морем, а плохо то, что при обнаружении кораблями охранения лодке не укрыться в спасательных глубинах.
Определив, что лайнер идет курсом двести восемьдесят градусов со скоростью шестнадцать узлов, на мостике рассчитали боевой курс и углы атаки. Замполит, охваченный общим азартом погони, проводил информацию на постах. Он то и дело выскакивал на мостик, оценивал на свой взгляд обстановку (он был штурман, и мне доводилось с ним участвовать в одном из походов 1942 года на "Щ-303"), быстро спускался вниз и, обходя отсеки, рассказывал матросам, что творится на поверхности моря и на мостике лодки.
Погоня длится уже второй час. Громада лайнера высотой с девятиэтажный дом начала отставать. Сигнальщик Анатолий Виноградов обнаружил новые корабли охраны. Это лайнер нагоняли приотставшие суда конвоя, а навстречу лайнеру шла эскадра из шести миноносцев с тяжелым крейсером во главе, их силуэты были уже хорошо различимы и без бинокля. Еще несколько минут - и погоня за лайнером станет невозможной.
И вот он, долгожданный момент. Лодка уже обошла лайнер, получила возможность лечь на боевой курс.
- Стоп, дизеля. Оба электромотора малый вперед! - Командует Маринеско.
- Принять балласт кроме средней. Право на борт!
Я сильно нажал на кнопку колонки управления рулем, переложил руль "право на борт". Доложил исполнение и слушал все, что происходило на мостике, не отрывая глаз от репитера гирокомпаса и непрерывно докладывая изменение курса.
- На румб десять градусов! - скомандовал Маринеско.
- Есть! На румбе десять! - доложил я через несколько секунд, отводя руль резко вправо и удержал лодку, пытавшуюся по инерции проскочить заданный курс.
Старпом забрался на тумбу перископа, встал рядом с сигнальщиком и склонился над прицелом. Старшину Волкова и замполита отправили вниз, чтобы на мостике осталось поменьше людей на случай срочного погружения.
- Лев Петрович, как придет этот красавец на визир, командуй, - сказал спокойным голосом командир и тут же спросил:
- Внизу! Как носовые аппараты?
- Носовые на "товсь"! - ответил мичман Поспелов.
- Добро! - ответил командир, вглядываясь в силуэт корабля, оценивая расстояние до цели.
- На румб пятнадцать, - приказал командир, чтобы ускорить атаку.
- Есть, - ответил я и быстро привел лодку к новому курсу.
Цель наплывала на визирную линейку ночного прицела.
- Есть! - обрадованно крикнул старпом.
- Пли! - кричит командир, машинально взглянув на часы.
Резкий толчок. Лодка на долю секунды как бы уперлась во что-то мягкое, притормозившее ее ход…
- Первая вышла! - доложили снизу.
- Вторая!.. Третья… И…
- Четвертая не вышла! - доложили снизу.
- Есть! - отозвался командир как ни в чем не бывало.
"Не так уж оно "есть", - промелькнуло у меня в голове, - как дрянь дело". Высунувшаяся частично из аппарата торпеда от хода лодки может прийти в боевой состояние. От первой же разорвавшейся рядом глубинной бомбы может сдетонировать.
На "Щ-303" осенью сорок второго у нас был подобный случай, торпеду в штормовую погоду заклинило в аппарате, и она сработала винтами так, что и чертям тошно стало. Немало труда потратили торпедисты, чтобы спасти корабль от взрыва, вернуть торпеду на свое место.
Черные думы прервал сильный взрыв в отдалении, второй, третий… Громада лайнера вздрогнула, пошатнулась и, накренясь на левый борт, начала зарываться в бушующие волны. Выждав несколько секунд, чтобы убедиться в окончательном успехе, командир распорядился:
- Всем вниз!
Прыгнули вниз: сигнальщик Анатолий Виноградов, назадсмотрящий Андрей Пихур, штурман Редкобородов, за ним в люк прыгнул старпом Ефременков.
- Срочное погружение! - скомандовал Маринеско и, приспустившись на отвесный трап, захлопнул крышку люка, принялся крутить маховик…
Лодка плавно уходила в глубину, постепенно замедляя скорость погружения. Вскоре начала слушаться горизонтальных рулей. Все стало на свои места. В отсеках началась привычная работа на боевых постах. В глубине моря прокатилось гулкое эхо, не похожее на разрывы глубинных бомб. Это лайнер, ударившись о скалистый грунт, подпрыгнул, как огромный мяч, рассыпая обломки металла, и ухнул снова. Подпрыгнув с затуханием раза три, он успокоился навсегда на морском дне.
- Амба! Порядочек! - приговаривали улыбающиеся матросы, с тревогой ожидая дальнейших событий.
Наступила напряженная тишина, и все же радость не оставляла нас. Одному командиру отделения акустиков, старшине Ивану Шнапцеву было не до восторгов. В шлемофонах сплошной гул от винтов, попробуй разобраться, откуда ждать нападения на лодку. Семь больших кораблей-охотников устремились на подводную лодку. Появился необычно мощный рев винтов. Шумы различались просто на слух, без приборов. По корпусу, как горох, рассыпалось эхо "стрекочущих кузнечиков" от гидролокаторов.
Командир развернул лодку в сторону моря и повел ее там, где на поверхности должны барахтаться люди, спасающиеся с лайнера. Их-то начнут спасать и бомбить в этом месте наверняка не будут, а это даст нам возможность отойти подальше от места катастрофы.
Рванули первые бомбы, гулким эхом ушли в глубину раскаты взрывов. "Видно, плохо засекли, далеко бьют, - думал я, стоя в рубке на посту управления вертикальным рулем и вжимая голову в плечи при очередном взрыве бомбы. - Бьют за кормой и далеко. Ну, уж нет, голубчики, нас в море голыми руками не возьмешь. Это вам не Финский залив в сорок третьем. Прошли те времена".
Взрывы глубинных бомб то уходили раскатами вдаль, то приближались. Стрекотание "кузнечиков", ударяющих в корпус лодки, тут же переходило за корму, лодка то и дело меняла курс, и эхо локаторов проскакивало мимо. По всему чувствовалось, что нас бомбят наугад, не зная точного места нахождения лодки.
Лодка маневрировала, меняла курс, скорость хода и держала минимальную, всего пятнадцать метров, глубину погружения. Это безусловно ввело в заблуждение врагов, искавших лодку в гораздо больших глубинах.
По предложению штурмана, лодка неукоснительно выдерживала генеральный курс на север, в район наибольших глубин моря.
В первом отсеке собрались все торпедисты, обсуждали случившееся с четвертым аппаратом. Прежде чем посмотреть, в каком положении торпеда, пустили помпу на всасывание. Вроде бы все в порядке, торпеда лежит на месте. Тут же, еще до бомбежки, закрыли переднюю крышку и волнорез торпедного аппарата. У всех вырвался вздох облегчения.
- А лодка была на волоске от гибели, - рассказывал нам позднее командир отделения торпедистов Владимир Курочкин, человек богатырского сложения, чемпион Балтики по борьбе, спокойный характер которого и доброта во всем отвечали его фамилии. - Сдвинься торпеда еще миллиметров на двести, сработал бы курковой зацеп и все могло быть иначе.
А дело у торпедистов было вот в чем: заело коробку торпедной стрельбы, сжатый до тридцати атмосфер воздух не поступил к аппарату, и торпеда осталась лежать, не шелохнувшись. Теперь в лодке все в порядке. Оторвавшись от преследования, лодка ушла в спокойный район к северу от места гибели лайнера и на восьмидесятиметровой глубине легла на грунт. Началась перезарядка торпедных аппаратов. Двухтонные восьмиметровые сигары, более полуметра в диаметре, поднимались ручными талями со стеллажей на уровень аппаратов. Предварительно в отсеке необходимо было убрать все постели, отсоединить шестнадцать коек, вынести это все через узкий круглый люк в соседний аккумуляторный отсек и где-то временно разложить. После всего этого торпедисты толкали торпеду в раскрытую пасть аппарата по монорельсу, а в аппарате по бронзовым направляющим, пока не упрется в переднюю крышку. Потом в отсеке все нужно снова расставить на свои места, сделать тщательную приборку. И все это в условиях тесноты, в условиях нехватки кислорода для дыхания. Приятно было то, что в отсеке стало просторней, на несколько кубиков прибавилось воздуха. На перезарядку торпедных аппаратов ушел день непрерывной работы. Глаза всегда страшатся, а руки делают свое дело. И все же успешная атака не прошла для лодки даром. От погони и ударов глубинных бомб вышла из строя гиросфера гирокомпаса. Лодка, словно ослепнув, заблудилась в безбрежных районах моря. Весьма неточный магнитный компас в расчет брать было нельзя.
Предварительный осмотр гирокомпаса показал, что нужно было менять гиросферу. Нелегкая заводская работа при участии специалистов со специальным высшим образованием по штурманским приборам. А где их взять здесь, в море?
Шесть часов без передыху штурманский электрик старшина 2 статьи Юрий Иванов возился с тончайшими нитями сотен проводов и проводочков, отыскивая неисправность. И, как в народе говорится, - дело мастера боится. Гудение умформера наполнило центральный отсек. У всех отлегло от сердца. Еще несколько часов работы - и гирокомпас вошел в меридиан. Лодка обрела возможность продолжать поиск врага.
- Доктор! - позвал командир фельдшера. - Аврал закончен. Выдай народу грамм по сто и ветчины на закуску, шоколад и еще что-нибудь покалорийнее… А главное, проследи, чтобы в отсеках долго не засиживались. Всем как следует отдохнуть! Ясно?
- Так точно, товарищ командир! - ответил лейтенант медицинской службы Степаненко.
Утром лодка подвсплыла с грунта и снова начала боевые действия. Шестого февраля в туманную ночь, уже перед рассветом, на траверзе маяка Хель едва не врезались в подводную лодку фашистов, притаившуюся в засаде в туманной утренней дымке, словно хищный зверь перед броском на жертву. Я как ни вертел головой, глядя в молочную муть тумана, так заранее не обнаружил, акустик ее неподвижную засечь не мог, а она выпорхнула в пяти кабельтовых, как черт из преисподней, у нас перед самым носом. Штурман едва успел крикнуть:
- Лева, смотри!..
- Лево на борт! - скомандовал, не растерявшись, старпом.
Лодка отскочила в сторону, как напуганная лань.
- Право на борт! - тут же снова скомандовал старпом, едва мы проскочили фашистскую лодку, сблизившись с ней до двух кабельтовых.
Сделав мгновенный "поворот-коордонат", метрах в трехстах разошлись с фашистской субмариной.
Наша "С-13" уже скрылась в тумане, когда громыхнувшая очередь трассирующих снарядов прочертила дугу за кормой. Никто даже испугаться не успел.
- Впредь надо глядеть в оба! - сказал мне укоризненно старпом. - Фашисты после гибели лайнера нам еще долго житься здесь не будут давать.
Внутри лодки даже не подумали, что были на волосок от гибели. Пушечные выстрелы за кормой при грохоте дизелей почти никто не расслышал: мало ли какие выстрелы раздаются в море… На то она и война. Несмотря на увеличивающуюся опасность, командир упорно оставался на старой позиции в расчете, что транспорты еще будут вывозить войска, прижатые к побережью. Иного выхода у фашистов не было. Лодка из конца в конец бороздила воды Данцигской бухты вблизи маяка Хель. Жизнь в отсеках шла своим чередом. В ходовой рубке осунувшийся за многие бессонные ночи командир, повернув старую, еще довоенную фуражку - свой талисман - козырьком назад, не отрывая взгляд от перископа, всматривался в нечеткую линию горизонта капризной в это время года Балтики. Но, увы, море было пустынным, как солончаковая степь зимой.
Наконец опустив перископ, командир спустился в центральный пост, сел на разножку и задумался. Закрыв глаза, он, сидя, забылся тревожным сном. В центральном посту наступила тишина, все старались работать как можно тише, даже ногами старались не переступать, чтобы слань ненароком не скрипнула. Глядя на исхудавшего командира, каждый ощущал, что война давно уже измотала ему нервы до невозможности. Для подводников, воюющих с первых дней войны, без свежего воздуха, дневного света, нормальные житейские условия - давнишняя, пока еще несбыточная мечта. За войну измотались все.
- Пора, инженер! - сказал командир, резко вставая с разножки, словно и не спал только что.
- Пора всплывать! - повторил он, взглянув на часы.
Лодка пошла из глубины, как по крутому склону, вверх, ближе к поверхности. Продули среднюю. Едва рубка показалась на поверхности, в открытый люк выскочили командир и я, заступивший на сигнальную вахту. Оглядев горизонт, командир разрешил подняться вахтенному офицеру и назадсмотрящему Алексею Юрову. На море туман перемежался со светлыми пятнами. Белесые космы молочного цвета то надвигались так, что носа не видно, то уносились стремглав, очищая видимость до самого горизонта. Самая мерзкая для сигнальщиков погода: в тумане врагу к лодке легко подобраться, а лодке при внезапном рассеивании тумана можно вплотную наткнуться на охотника за подводными лодками, стоящего без хода. Такую погоду я про себя окрестил иллюзорной.
Началась зарядка аккумуляторной батареи, пополнение запасов воздуха высокого давления и прочие житейские, хозяйственные дела экипажа подводного корабля.
- Слева пятьдесят шум винтов! - доложил акустик в центральный пост.
- Слева по носу корабли! - тут же крикнул и я. - Похоже, крейсер в сопровождении эсминцев, расстояние двадцать кабельтовых, идет прямо на нас.
Разглядев, что из туманного облака на лодку движется тень большого полностью затемненного корабля, командир оживился.
- Лево на борт! - скомандовал он. - Внизу! Стоп зарядка. Торпедная атака! Старпом, на ночной прицел!
Команды следовали одна за другой, по отсекам прокатилась тревожная трель звонков, сопровождавшихся частым миганием ламп.
- Судно двухвинтовое, - уточнял акустик, - сопровождают несколько кораблей поменьше, вроде миноносцы, но точно установить не могу: шумы сливаются.
- Самый полный вперед! - бросил командир вниз отрывисто. И сразу нам:
- Сигнальщики, смотреть в оба!
- Есть! - ответил я, и без того вертясь юлой на тумбе, выискивая что-либо подозрительное на поверхности моря. Лодка, прикрытая темным фоном стелющихся над морем облаков, медленно обходила эсминцы конвоя левым бортом. Форсируя дизели, она шла параллельно курсу эскорта в десяти кабельтовых от ничего не подозревающих кораблей охраны.
Кажется, целая вечность пролетела за то время, пока лодка вышла на упреждающий угол атаки. - Право на борт! На румб 340! - не раздумывая, приказал командир.
- Кормовые аппараты товсь!
- Угол раствора два градуса, - доложил старпом.
- Пли! - резко махнув рукой, скомандовал Маринеско.
- Пли! - повторил он через несколько секунд для второго аппарата.
- Торпеды вышли! - доложили снизу.
Секунды показались часами, дистанция была большая.
Но вот вспыхнуло огромное яркое пламя, осветившее мостик лодки. Эхо мощного взрыва докатилось чуть позже. Следом за первым громыхнул второй взрыв, выбросивший огромный клуб дыма. Спустя секунды рванули третий, четвертый, пятый… Подряд один за другим. Очевидно, рвался боезапас и котлы.
"Вот это да! - только и произнес я удивленно. - Стреляли двумя, а попали пятью, каждый бы раз так".
Крейсер, взятый в кольцо прожекторов, разламывался на куски на глазах у стоящих на мостике подводников и уходил в морскую бездну озаренный ярким, но холодным светом прожекторов и ракет.
Лодка самым полным ходом уходила в темную часть горизонта. Атака прошла блестяще: ни одной бомбы, ни одного снаряда вслед…

"Морское Братство"