Капитан 1 ранга О.К. Абрамов

ВЗРЫВ В ПОЛЯРНОМ

В 8.25 11 января 1962 г. в Полярном прогремел мощный взрыв. Вспышка осветила весь город, грохот разбудил все население, мирно спавшее под покровом полярной ночи. О силе взрыва стали реально говорить лишь через несколько дней, когда начали находить искореженные обломки металла и отдельные предметы (бревна, баллоны ВВД весом ок. 200 кг) далеко от места взрыва - иногда в сотнях метров, а иногда в нескольких км. Вскоре после взрыва жители из-за выбитых стекол почувствовали холод в квартирах. По городу поползли слухи: "Война".
Это было в понедельник. Я, как и остальные командиры, шел на доклад к командиру соединения. Моя команда в этот день завтракала в 3-ю очередь (в 8.30). Однако именно в этот день вся эскадра почему-то позавтракала в первую смену...

По пути в штаб внезапно увидел яркую вспышку, осветившую все вокруг, затем прогремел сильный рокочущий взрыв (до сих пор все это вижу и слышу). Бросился к своей лодке (С-350 пр. 633), которой тогда командовал - взрыв произошел в районе ее стоянки.

После взрыва наступила кромешная тьма. На бегу едва не столкнулся с группой офицеров - двое вели, точнее, несли третьего, - определив в среднем из них командира Б-37 капитана 2 ранга Анатолия Бегебу. Анатолий меня не узнал, чему я, помнится, очень удивился. О том, что его выбросило взрывом с лодки, я узнал только через несколько дней.

Подбежав к месту стоянки своей лодки, обнаружил, что она отброшена от причала и стоит, задрав корму, с дифферентом на нос. Носовые отсеки - под водой. Все это было достаточно хорошо видно, т.к. соседние лодки включили прожектора.

Б-37 стояла, как и накануне, первым корпусом, без крена и дифферента, поэтому я решил, что взорвалась моя лодка. Начал лихорадочно думать, что на ней могло взорваться, т.к. накануне пришел из дока и боезапаса не имел. Став к этому причалу 5-м корпусом для погрузки торпед, а к вечеру выпустили три корпуса и попросил А. Бегебу тоже отойти, чтобы с утра начать погрузку торпед. Анатолий объяснил, что он утром уходит в поход и хочет дать своему личному составу отдых. Перешвартовку решили осуществить утром, на том и разошлись (тем более, как по маневру, так и по времени).

Прикидывая, как мне попасть на свою лодку, заметил на ограждении рубки своего радиста и приказал ему прыгнуть в воду и плыть ко мне, что он стремительно выполнил. Мы его вытащили из воды с помощью веревок. Уже собираясь бежать на катерный причал, услышал из воды крики и увидел человека, отчаянно гребущего к причалу. Вытащили его, оказался тоже моим матросом. Но предстал он перед нами в совершенно необычном виде: совершенно голым, но в сапогах!

В дальнейшем оказалось (забегая вперед), что ни один человек из моей команды на лодке не слышал взрыва. В т.ч. и эти два матроса, один из которых находился в ограждении рубки, а второй - в корме ПЛ.

Этот феномен врачи мне объяснили так: у человека существует порог слышимости, за пределами которого срабатывает защита, и мозг не принимает никакой информации. Так ли это? Судить не берусь, делюсь только фактами.

Пока я вытаскивал матросов, из "лепестка" РДП Б-37 все чаще и чаще вылетали форсы огня, сопровождаемые угрожающим гулом. Побежал на катерный причал, чтобы добраться на свою лодку на катере. Однако добраться до причала оказалось не так просто, поскольку причальный фронт был сильно разрушен взрывом. Пробираться пришлось буквально ползком по скользким бревнам. Добежав до катеров, узнал, что на ходу только катер командира эскадры! Командир катера без всяких раздумий доставил меня на лодку, чтобы забраться на которую тоже требовалось искусство. Во время перехода договорился с командиром катера о том, что он будет в моем распоряжении в готовности перевезти личный состав.

На ПЛ открыл лючок аварийного буя - одновременно два барашка, потом третий (на следственном эксперименте во время суда над А. Бегебой я не смог без усилия открыть даже один барашек). Открыв лючок, вынул телефон и связался с людьми в VII отсеке. Мне быстро доложили обстановку: личный состав в пяти отсеках жив; связи с I и II отсеками нет: имеется незначительное поступление воды в ЦП через нижний рубочный люк; ощущает слабый запах хлора. После этого доклада запросил об атмосферном давлении в отсеках - оно оказалось в пределах допустимого. Приказал сравнять давление в отсеках, а получив доклад об исполнении, дал приказание приготовиться покинуть корабль. Предупредил, что выходить будут поотсечно, начиная с VII-го отсека.

Решение это далось нелегко, но я его мотивировал следующими соображениями:

Первое: из шахты РДП Б-37 с все большей интенсивностью появлялись языки пламени.

Я опасался нового взрыва, последствия которого трудно предусмотреть.

Второе: распространение хлора (из-за попадания морской воды в аккумуляторную яму) могло погубить весь экипаж, т.к. средств защиты от хлора на лодке не было!

Это основные причины, да и командованию в то время было не до моей лодки, что чувствовалось по суете и часто - по совершенно невероятным командам.

Уже после выхода людей из отсеков обнаружилась еще одна важная причина, требующая вывода людей: через неплотно закрывавшийся нижний рубочный люк вода в ЦП поступала не так уж медленно - она успела заполнить трюм ЦП почти до настила.

Я совершенно был уверен в грамотности действий личного состава и знал, что старпом капитан-лейтенант Евгений Георгиевич Мальков и командир БЧ-5 капитан-лейтенант Виктор Алексеевич Куц найдут самый правильный выход из создавшегося положения. Однако любой другой выход неизбежно создает новые трудности, и единственно правильное решение - вывести личный состав до нового взрыва на Б-37.

Выводить людей начал с VII оссека. Для меня самым страшным было ожидание внезапного изменения дифферента ПЛ с носа на корму, тогда все мои усилия по спасению личного состава рухнули бы и потери оказались бы непредсказуемыми. Я долго оттягивал открытие верхнего люка VII отсека, но в конце концов, подстегиваемый непрерывными форсами огня из "лепестков" РДП Б-37, приказал открыть люк!

С помощью двух матросов с катера начал принимать личный состав наверху. Первым вышел старший матрос Башмаков. Меня поразил вид его ушей - они были огромными и росли на глазах (уже потом он рассказал, что взрыва не слышал, но находился в то время между кормовыми ТА - его сильно и резко раскачивало из стороны в сторону и било головой о корпус аппаратов).

После вывода людей с VII отсека приказал осмотреть отсеки. Убедившись, что все нормально, продолжил вывод личного состава в назначенный мной последовательности и таким образом эвакуировал всех, кроме офицеров и командиров отсеков.

Приказал старпому вместе с механиком собрать оставшихся в VII отсеке, задраив переборки всех остальных отсеков. После выполнения приказания вывел весь личный соствав и перевез его на берег.
Затем закрыл люк VII отсека и остался на борту, ожидая дальнейшего изменения событий.
Из "лепестка" РДП Б-37 продолжал вылетать огонь с угрожающим грохотом, пожар там продолжался. Над люком VII отсека Б-37 столпились аварийные партии и пытались спасти личный состав. Как выяснилось потом, сделать этого не удавалось. Личный состав Б-37, подгоняемый водой и огнем, мчался в VII отсек и так плотно там набился, что никого вытащить не смогли.

Если мне не изменяет память, погибло 78 человек - все они задохнулись в VI и VII отсеках.
Между тем всполохи огня из шахты РДП Б-37 продолжали угрожающе увеличиваться.
Я услышал запрос командира эскадры контр-адмирала Н.И. Ямщикова: "Где твой личный состав? Катер к тебе послан! Снимай людей!" Мой ответ он не услышал.
Продолжаю сидеть на корме своей ПЛ, через некоторое время вновь запрос: "Где твой личный состав?" Ответил, что все на берегу, кроме I и II отсеков, связь с которыми не имею. Получив приказание покинуть корабль, на катере добрался на берег.

В казарме начали устанавливать потери. Оказалось, что в числе пропавших без вести семь человек из моей команды и четверо только что прибывших на практику курсантов. Причина гибели миох людей оказалось трагической: после взрыва Б-37 два отсека моей лодки отломилмсь (они держались за счет легкого корпуса, 2 погонных метра которого не давали отвалиться совсем) и оба они погрузились в воду, а I отсек заполнился водой через разрушенный от взрыва торпедопогрузочный люк. Кроме того, все ТА были превращены в лепешку, и через них также поступала вода. Из трех находившихся там людей один был раздавлен ТА, а двое задохнулись в воде, не успев включиться в ИДА. Трудно поверить, но взрыв был такой силы (взорвалось более 12 торпед), что сделанные из особо прочной стали ТА были смяты как листы обычной бумаги.
Долго разбирались в причнах отрыва двух первых отсеков, пока не установили, что уже после сдачи С-350 на Сормовском ССЗ было принято решение о дополнительном креплении прочного корпуса в районе перехода с большего диаметра на меньший (между II и III отсеками). Укрепить переход планировалось 32-мя кпицами, но этого не сделали - насколько я знаю, ни на одной лодке пр. 633 это решение не было выполнено!
ГК ВМФ адмирал флота С.Г. Горшков приказал причину отрыва двух первых отсеков оформить протоколом, и приказание было выполнено! На мой вопрос, почему протокол составляется в одном экземпляре, он ответил: "Так надо!" Утвердили протокол ГК ВМФ и, кажется зам. министра судостроения. Внизу куча подписей..., последняя моя. До сих пор вижу погибших друзей и этот протокол, уместившийся на одном листе бумаги - еще и место свободное осталось.

После этой трагедии, мы, офицеры экипажа, детально изучили свои действия во время аварии и в результате пришли к выводу, что сравнительно малые потери произошли благодаря высокому уровню подготовки всего личного состава ПЛ и цепи случайностей. Надо сказать (это наше твердое убеждение), что если бы дополнительное крепление отсеков (32-мя кпицами) было произведено еще до взрыва, личный состав II отсека остался бы жив (а там из 11 погибших было 8 человек!)

Высокая выучка экипажа С-350 появилась благодаря тому, что после приема ПЛ в 1959 г. он совершил большое количество сложнейших походов (Испытания проекта на полную автономность, проверку на мореходность, участие в учении "Метеор", стрельбу 6-торпедным залпом с глубины 100 м - впервые в СССР!). Экипаж имел огромный опыт действий в самых невероятных условиях. Должен сказать, что уровень подготовки экипажа Б-37 был не ниже, но ни мы, ни они с ситуациями, похожими на случившееся 11 января 1962 г., не встречались.
Теперь настало время рассказать о цепи случайностей. Их было много, но остановлюсь на двух - как мне кажется, наиболее необычных.

После проворачивания механизмов "вручную" старпом приказал начальнику РТС Виктору Артемьевичу Рощупкину подняться на мостик и обеспечить безопасность личного состава во время подъема выдвижных устройств.
Он начал подниматься на мостик по вертикальному трапу и во время перехода в шлюзовую камеру почувствовал, что у него из под ног уходит трап и одновременно сильно "заложило" уши. Инстинктивно схватившись за кремальеру нижнего рубочного люка, он провалился вниз, невольно задраив нижний рубочный люк, что спасло ЦП от затопления через верхний рубочный люк, который оставался открытым. Далее, не удержавшись в висячем положении, он оторвался от кремальеры нижнего рубочного люка и упав на настил ЦП, причем таким образом, что голова оказалась под клапаном слива воды с настила II отсека.
Через этот клапан активно поступал хлор из аккумуляторной ямы II отсека (яму уже залила морская вода). Не имея возможности сделать что-либо лично, В.А. Рощупкин показал на клапан ближайшему матросу, который быстро закрыл его, прекратив поступление хлора в отсек, чем личный состав III отсека был спасен от отравления хлором. Эта вторая случайность спасла не только ЦП, но и весь экипаж.

Потом было много разговоров о силе и количестве взрывов. Одни уверяли, что взрыв был один, другие, что два, третьи - несколько. Лев Толстой уверял, что никто так не врет, как очевидцы.
В справедливости этих слов я убедился в Средиземном море на следующий год, когда после аварии на глубине 210 м приказал написать всем объяснительные записки и был поражен, читая рассказ об одном и том же событии с самыми невероятными подробностями, которых, по моему убеждению, не было! Думаю, и представители ГАИ часто встречаются с подобными явлениями.
Вот, собственно, и все, что я могу рассказать об этой загадочной трагедии Северного флота.

Истинные причины так и не установлены. Имеются три версии: пожар от самовозгорания патронов регенерации, небрежность личного состава и диверсия. Естественно, каждую версию заинтересованные организации считали невозможной и тщательно отметали. Не первый раз! За примерами далеко ходить не надо вспомним гибель "Новороссийска" и "Комсомольца"... Стоит ли продолжать перечисление?
Остается сожалеть, что мы так и не научились на своих ошибках учить следующие поколения.
Может, это одна из главных причин "повторения пройденного"? История перестала приносить пользу!

О взрыве на Б-37 более подробно может рассказать командир БЧ-5 этой лодки Генрих Якубенко (он ныне живет в Обнинске). Правда, во время взрыва он находился за несколько км от своей ПЛ, но после взрыва успел добежать к ней довольно быстро.


Источник: Военно-технический альманах «Тайфун» №6/1999 (18)