Илья Белаковский

КАК ОДНА ШЕСТЕРЕНКА ЦЕЛЫЙ КОРАБЛЬ ДЕРЖАЛА

Тогда в Северодвинске, а точнее сказать - еще в Молотовске, готовили к испытанию ядерного оружия корабли-мишени. Эти испытания намечали провести на Новой Земле. Правительство тогда обязало завод № 402 и наш ЭМП-8 (будущее СПО «Арктика». - Прим. редакции) в короткие сроки подготовить два эсминца и несколько подводных лодок, которым надлежало своим ходом дойти до заполярного полигона и стать там в точно назначенные точки. При этом все оборудование и системы этих кораблей должны были нормально функционировать и быть предъявлены личному составу, а навигационное оборудование - военной приемке.

И вот здесь, на одной из дизельных подлодок сормовской постройки, которую предполагалось использовать в качестве корабля-мишени, нас ждала крупная неприятность. При проверке лага выяснилось, что погрешность его показаний в несколько раз превышает допустимую. Прибор нуждался в регулировке. При разборке редуктора лага мы обнаружили поломку одной из ведомых шестеренок. Тогда обратились на завод-изготовитель, но выяснилось, что за прошедшие годы со времени выпуска прибора редуктор был модернизирован, и нужная нам шестеренка уже много лет никем и нигде не изготовлялась. Мы обратились в соответствующий отдел флота, но и там не помогли - в ЗИПах военных моряков имелись только новые шестеренки. На замену же редуктора уже не было времени. Тогда же, узнав о нашей проблеме, руководитель работ от судозавода, начальник 9-го отдела Н.К.Шипунов, у которого своих недоработок хватало, решил, что называется, «спрятать свои проблемы за нашу широкую спину». Из Москвы уже неслись в наш адрес предупреждения и угрозы. Никто не хотел слушать наши объяснения. И в этой критической обстановке выход был найден!

Главная заслуга в решении вопроса принадлежала человеку с неполным средним образованием, но имевшему золотые руки и светлую голову. Речь о слесаре-механике участка спецтехники Геннадии Васильевиче Селиванове. В те годы он специализировался на стыковке волноводных трактов радиолокационного оборудования. Эта работа была связана с тонкой токарной подгонкой фланцевых соединений и их серебрением. Последнее требовало применения серебряного припоя и значительного количества спирта - ректификата коньячного разлива, в известном просторечии также называемого «шилом». При необходимости Геннадий выполнял также любую слесарную работу. При этом он отлично контактировал с персоналом заводских механических цехов.

После обнаружения сломанной шестеренки Геннадий вместе с контрагентом завода-изготовителя исчезли на сутки и объявились, когда я уже собирался их искать. У меня находился главный инженер Г.М.Абрамзон, когда Селиванов, заглянув в дверь, поманил меня пальцем. Я извинился перед начальством и вышел, чтобы отругать пропавших. Их вид, а главное - специфический запах, исходивший от сильно помятых фигур, не оставлял сомнений, что за напиток они употребляли в последние несколько часов. Но они меня опередили: «Можно сделать шестеренку. Нужно три литра «шила»... Я был тогда еще молодым, неопытным, только назначенным начальником, и потому растерялся, не зная, как поступить. К тому же такого количества ректификата у меня не было. Еще я опасался, что нас услышит Абрамзон. Пока я соображал, что к чему, лица моих собеседников напряглись и они перевели взгляды за мою спину. Оглянувшись, я увидел Абрамзона. Он слышал только часть нашего разговора, но сразу все понял. «Если сделаете к утру, дам 5 литров», - сказал он. Дальше разговор повел вмиг протрезвевший Селиванов: «Шестерню можно сделать за ночь. Но подгонка и регулировка редуктора потребует не менее двух дней, и, возможно, потребуется изготовление еще одной шестерни». Стоявший рядом контрагент был не в состоянии говорить и только утвердительно кивал головой. На вопрос Абрамзона, кто и где будет изготовлять шестерню, Селиванов ответил твердо: «Увольняйте. Не скажу». Пришлось главному инженеру согласиться. К тому времени он такого натерпелся от Шипунова, своего земляка по городу Николаеву, что был готов на все.

К утру, но через два дня после изготовления второй шестеренки и неоднократной разборки и сборки редуктора, замены смазки, лаг заработал нормально. Перед очередной проверкой на берегу, которая проводилась ежедневно, Абрамзон лично уговорил уполномоченного прислать военпреда к 8.00 на приемку лага. К 10 часам лаг был принят военной приемкой.

Шипунов уже собирался идти в заводоуправление для очередного доклада в Москву, когда Абрамзон сказал земляку: «Коля, сегодня я пойду разговаривать вместе с тобой. Мы сдали лаг». Обычно разговорчивый Шипунов тут потерял дар речи и, придя в себя, со специфическим южным произношением сказал: «Грыша, зачем тебе идти вместе со мной? Я готов отдуваться один». «Нет, Коля, - ответил Абрамзон, - ты сегодня доложишь в нашем присутствии, а я послушаю и, может быть, что-нибудь добавлю...»

Добавлять, правда, не пришлось, так как Шипунов по телефону заявил в нашем присутствии, что претензий к ЭМП-8 больше нет и что к концу недели «мишени» будут готовы. «Мишени» действительно оказались готовыми к походу, но только дней через двадцать - двадцать пять...

Когда происходили описываемые события, мы, конечно, не знали о предстоящих ядерных испытаниях, о них ходили только слухи. А я лично узнал о них от Абрамзона под большим секретом после того, как спросил, нужно ли согласовывать с военной приемкой замену тех заводских шестерен на «кустарные», то есть - изготовленные нами. «Не дрейфь, Илья, - сказал он, - эти корабли после испытаний будут списаны...»

На деле оказалось, что и списывать не пришлось. Корабли были уничтожены и затонули. Но тот, отремонтированный нами лаг, как и другие приборы и системы, работали на этих кораблях безотказно и, можно сказать, свою гибель встретили достойно.

Геннадия Васильевича Селиванова и других действующих лиц этой истории уже давно нет в живых, и пусть мой небольшой рассказ о той злополучной шестеренке, которая едва не сорвала сдачу корабля, послужит им памятью.

"На предприятиях оборонки"