Игорь Курдин, Питер Хухтхаузен, Р. Алан Уайт.
САМОЛЕТ ВВС США НАД АНКОРИДЖЕМ, АЛЯСКА

"Боинг-707" поднялся на высоту десять с лишним километров и взял курс на северо-запад, к Берингову проливу, чтобы затем повернуть к Японии и Южной Корее. Каспер Уайнбергер сидел в обитом плюшем салоне для заседаний, который находился сразу же за носовым камбузом. Звукоизоляция в салоне была очень хорошей, здесь было намного тише, чем в салоне третьего класса, зарезервированного для журналистов, сопровождавших министра обороны. Он прочитал сообщение, которое принес его помощник по военным делам, генерал Гордон Фарнелл. Текст был намного полнее, чем в простой записке, предназначавшейся президенту, его расширили из источников, лично подчинявшихся Уайнбергеру. Там упоминалось, что взрыв на К-219 был подтвержден не только SOSUS, но и американской торпедной подлодкой, сопровождавшей русских.
Уайнбергер был решительно настроен против предстоящей на следующей неделе встречи на высшем уровне в Рейкьявике. Не то чтобы ему не нравилось ослабление напряженности в отношениях с Советским Союзом. Его беспокоило то, что милый и добродушный Рональд Рейган одним махом сдаст позиции. В Вашингтоне слишком многие полагали, что "холодная война" закончилась с приходом к власти Горбачева, с началом перестройки и гласности.
Похоже, до них не доходило, что Горбачев – это только камень на вершине огромной уродливой пирамиды. И легче было сдвинуть один камень, чем всю пирамиду. Насколько легче, что не было смысла идти на резкое сокращение вооружений, располагая только словом Горбачева в качестве гарантии.
Уайнбергер откинулся в кожаном кресле. Президент Рейган – хороший человек, но он слишком охотно доверяет тем, кому доверять не следует. Ему очень хочется, чтобы его имя было вписано золотыми буквами в книгу истории. По мнению Уайнбергера, Рейган слишком стремился видеть в людях только хорошее. Во время встречи на высшем уровне русский партийный функционер старой закалки будет противостоять этому пожилому приятному джентльмену, любящему сглаживать острые углы и не вдаваться в детали. Горбачев проглотит его живьем.
Уайнбергер нажал на кнопку, и в дверях появился Роберт Симс, пресс-секретарь Пентагона.
- Соберите журналистов на пресс-конференцию, - сказал Уайнбергер, сворачивая листок с донесением и засовывая его в карман пиджака.
Подождав, пять минут, он прошел в хвостовую часть самолета.
- Господа, я хочу поставить вас в известность о трагических событиях, происходящих в Атлантическом океане. При слове "трагических" воцарилась мертвая тишина; журналисты во все глаза смотрели на министра обороны. Они знали кодовые сигналы и приготовились к очередной сенсации.
- Вчера вечером у наших берегов взорвалась советская подлодка. По предварительным данным, взлетела на воздух одна из ее ракет. Взрыв был очень мощный.
Репортеров прорвало.
- Есть ли пострадавшие?
- Была ли утечка радиации?
- Откуда вы знаете, что это была ракета?
- Не все сразу, господа, - сказал Уайнбергер. – Подробности стали известны от одного из наших кораблей, находившихся поблизости.
- От какого именно? – выкрикнул кто-то.
- От какого? – переспросил Уайнбергер. – От одной из наших подлодок. Больше я ничего не могу сказать, и вам это известно.
Этого было вполне достаточно.
- Она как-то замешена в этом?
- Операции по сопровождению всегда сопряжены с риском, - сказал Уайнбергер. Это было правдой. – Мы готовим наших командиров к активным наступательным действиям.
- Вы хотите сказать, что произошло столкновение, господин министр?
Теперь Уайнбергер знал, что они у него на крючке. Этого было достаточно.
- Наша подлодка услышала взрыв и доложила об этом. Мы считаем вполне допустимым сопровождать их, когда они слишком близко подходят к нашим берегам. Но я действительно не могу рассказать об этом подробнее. Вы же знаете, как к этому относятся подводники, - сказал Уайнбергер с непроницаемым лицом. Это тоже было правдой. – В общем, похоже на второй Чернобыль. Буду держать вас в курсе, если узнаю еще что-нибудь.
Репортеры бросились к своим телефонам.
Кеп Уайнбергер не был лично заинтересован в дальнейшем раздувании "холодной войны", хотя и понимал, что его поступок могут расценить именно так. Просто он считал глупым отдавать свой зонтик сладкоречивому коммунисту, обещавшему, что дождя не будет.