Владимир Шарапов
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Наконец - то оба реактора были введены. Заканчивалась тяжелая ночь. Отсеки атомной подводной лодки были ярко освещены, просто залиты светом. Оглушительно ревели обе вселенско мощные турбины в седьмом отсеке. К их грохоту примешивался шум многочисленных насосов, двигателей, генераторов, вентиляторов и ещё сотен и сотен самых различных механизмов и приборов, сливаясь в многоголосые рёв, свист, звон, вой, напрочь исключающие возможность слышать слабый голос любого человека наборту АПЛ, если он не был снабжён, - этот самый моряк - специальными средствами для усиления воспроизводства собственных звуков и собственной слышимости. В восьмом отсеке надрывались турбогенераторы.

Я мокрый от пота, духоты и усталостности сидел за пультом управления энергетической установкой ядерных реакторов подводного ракетоносца в компании с несколькими офицерами - специалистами первого дивизиона БЧ-5.
Лица офицеров - механиков напоминали серо - зелёные маски, и под ярким беспощадным светом многочисленных электрофонарей обильно светящейся мнемосхемы, сверкающих приборов, кожа родных мне лиц, несмотря на молодой возраст их владельцев, а было им немного больше двадцати лет, была испещрена глубокими и тёмными морщинами - откровенной печатью профессии подводников. Заканчивались уже вторые сутки, как мы, все, члены экипажа нашей субмарины, ни на мгновенье не сомкнув глаз, трудились по боевому расписанию, сначала готовя системы и механизмы корабля к боевому походу, а потом проводя уже комплексную проверку системы защиты и управления реакторов обоих бортов и ещё позже попеременно вводя их в действие. Операции эти архитрудные и ответственные и нередко сопряжены с максимальным риском, когда выявляются многочисленные неполадки и несоответствия работы механизмов технологическим параметрам. Да и сроки ведь в такие моменты жёстко и неумолимо заставляют торопиться, подгоняя моряков и не давая ни секунды передышки. В воздухе незримо присутствуют и оглушительно в уме звучат совершенно конкретные приказы командира дивизии.
Рано утром мы должны были отшвартоваться от дальнего плавпирса бухты Большая Лопаткина и выйти в Мотовский залив Баренцевого моря с уже введёными в действие установками обоих бортов нашего корабля. Все моряки смертельно устали. Внутренние силы мы черпали от осознания очевидного ночного успеха. Несмотря на многочисленные сомнения, которые ещё раньше созрели в душе каждого члена моего экипажа, начиная от матроса и кончая адмиралом, мы благополучно решили первую стадию той боевой задачи, которая была поставлена перед нами.
Вот уже несколько суток подряд подводники готовились к боевому выходу в море, попеременно запуская все системы оружия и технических средств - готовились для длительного плавания в экстремальных условиях далеко от родных краёв: заряжали аккумуляторные батареи, загружали боевые торпеды, проверяли системы пуска крылатых ракет и вот в самом конце этих нескольких дней включили в работу уже и наши реакторы. Мы - все подводники были одеты совершенно одинаково, невзирая на звания и должности, в голубые или синие хлопчатобумажные брюки и куртки на голое тело и чёрные пилотки, - без внешних знаков отличия, на ногах кожаные тапочки. За истекшие сутки одежда пообмялась, потеряла свежесть и блеск, кое - где и кое у кого просто порвалась, что и не мудрено, в теснинах подводой лодки, где всё пространство напичкано тысячами механизмов и приборов и свободного места практически нет вовсе. К тому же, в этой самой одежде моряки старались хоть где притулиться и поспать минуту - другую, если выдавался хоть малый перерыв в работе: пусть сидя, пусть стоя. Правда, у нас на пульте управления ГЭУ, что размещён в восьмом отсеке, таких перерывов практически во время боевой тревоги не бывает. Так что мы сидели на своих колченогих трёхножных креслах уже более двух суток. Нет, конечно, и мы были не совсем просты. Если выдавалась незанятая секунда, то ты, наклонив кресло назад, на две ножки и прислоня его спинку к сзади размещённым приборам - самописцам и притулившись собственным затылком к тяжеленному корабельному телефонному аппарату, кстати смонтированному на задней панели, предварительно плотно задраив дверь помещения пульта, чтобы кто - либо нежелательный не заглянул в это мгновение вовнутрь его пространства, тут же закрывал глаза и отключался. Но так хитро устроен мозг русского человека и так он может приспособиться за многотысячные тренировки к несению таких вот нагрузок, что офицеры - управленцы и в эти мгновения продолжали контролировать ситуацию и своевременно реагировать на предупредительный звон приборов, смонтированных сотнями всюду в помещении пульта, на истошный вой машинного телеграфа или на басистый вызов "каштана" - прибора громкоговорящей связи, соединяющей офицеров - механиков, располагающихся по боевому расписанию в помещении пульта управления ГЭУ, со своими подчинёнными: матросами и старшинами, несущими вахту на боевых постах во всех буквально отсеках подводной лодки, где расположены механизмы БЧ - 5, а также с центральным корабельным постом, где в такие моменты царит тоже вавилонское столпотворение и где в такие часы находятся и командир корабля, и офицеры штаба дивизии и вахтенные механики, и вахтенные офицеры и откуда чуть ли не ежеминутно с помощью "каштана" или телефона слышатся многочисленные требовательные команды и беспрекословные реплики, высказанные чаще всего не в литературной форме и не нормативным языком.
И всё -таки сегодня мы выполнили первую часть поставленной перед нами боевой задачи: реакторы были введены, хотя мы все офицеры БЧ-5 и были обуреваемы многочисленными сомнениями в благополучном исходе операции.
В те времена строительство атомных подводных лодок только начиналось, и сразу же оно стало развиваться самыми бурными, самыми стремительными темпами, да так, что чуть ли не каждый месяц с многочисленных стапелей кораблестроительных заводов страны сходили субмарина за субмариной. Ну а в такой - то спешке недоделок, недоработок были массы, несмотря на самый жёсткий контроль и они больно отзывались на боевой службе экипажей.
Аварии на атомных подводных лодках были совсем не редкостью, к ним чуть ли не привыкли, их даже ожидали с опасливым удивлением. Жизнь русского моряка - подводника и раньше никогда ни во что не ставилась, а в эти времена и подавно. Кладбище на окраине нашего городка - столицы атомного подводного флота Севера России - Западной Лицы - всё разрасталось и разрасталось. Да и мы сами философски относились к своим судьбам, абсолютно не жалея себя, будучи твёрдо уверенными, что именно так и нужно выполнять свой воинский долг и точно зная, что судьба - злодейка в любой момент, чаще всего в самый неподходящий и неожидаемый, может предъявить свой счет и распорядиться твоей жизнью. Ходульной фразой среди офицеров - атомщиков было тогда: "дожить бы до тридцати - это и есть счастье". И в этих словах не было никакой рисовки - это была суровая проза нашей жизни: юной, рискованной, тяжкой и радостной одновременно, - жизни советских флотских офицеров.
Ночь заканчивалась. Реакторы работали на двадцати пяти процентной мощности, равномерно гудели насосы, звенели сотни приборов пульта. Их показания соответствовали техническим нормам. Ревели вентиляторы, нещадно гоняя спёртый, жаркий воздух отсека.
Температура немного спала, да так, что даже можно стало и дышать, и жить. Это в пятом отсеке пытались запустить холодильную машину и у моряков третьего дивизиона, кажется, начало получаться.
Все десятки подводников экипажа устраняли мелкие неполадки в собственном своём заведовании и одновременно нетерпеливо ожидали отбоя боевой тревоги, чтобы сразу же распределиться по сменам, по вахтам и приступить уже к нормальной, повседневной боевой службе, в соответствии с внутренним корабельным расписанием. Да и можно было бы перекусить в каютах или в кают - компании, а главное, в последний раз подняться в рубку подводной лодки, выйти наверх, чтобы прощально взглянуть на звёздное северное небо, на чёрные скалы вокруг, на асфальтоподобную поверхность фиорда и напоследок глубоко вздохнуть, так и не напившись до конца, свежего морозного воздуха.
Это ожидание заполонило наши души. В такие моменты мы точно знали, что такое удача, как выражается это состояние человека. Глубоко дышать и видеть вокруг себя не освещённые мёртвенным электрическим светом металлические приборы, механизмы и переборки, но осязать живую плоть природы.